Асина память. Рассказы из российской глубинки (Духовная проза) - 2015 - страница 2

Книга, получившая название «Асина память», сложилась из наблюдений, непосредственных впечатлений и литературных записей. Большинство историй не что иное, как сельская церковно-приходская повседневность: жизнь священника на приходе, среди людей и с людьми в непростую, переменчивую и по-своему неповторимую эпоху рубежа веков и тысячелетий.

Я бы хотел посвятить эту книгу людям, живым и усопшим, с которыми свел меня Промысл Божий за эти сравнительно недолгие (но субъективно для меня протяженные и насыщенные) годы служения в сельских приходах Ярославской епархии. Ни от кого из них, бывших причиной страдания или радости, я бы не хотел отказаться. Все они — часть моей души.

Протоиерей Александр Шантаев

Асина память. Рассказы

У печки

Григорий, человек лет около пятидесяти, с красным обветренным лицом в пятнах веснушек, которыми также были густо покрыты и его плечи, и кисти рук, выглядывавших из потертых рукавов синей, когда-то спортивной кофты, подбросил небольшое еловое поленце в топку печи:

— Чуешь, как тянет? Аж гудит!

Да, я отлично слышал воющий гул где-то в высоком нутре печной конструкции. Неделю назад, в конце ноября, меня рукоположили во священники в кафедральном соборе, а вчера наконец выделили отдельное помещение. До этого я прожил несколько дней в узкой комнатке без окон рядом с кабинетом настоятеля, служившей прежде рабочим местом учетчицы и складом разных ненужных вещей, где имелся диван и плоский обогреватель.

В первые дни я еще не мог толком осознать, как чувствует себя мое тело, тепло ли ему и мягко ли спится? Мне хватало радостного и вместе с тем ужасавшего меня осознания новости, что я теперь — священник, для того, чтобы между службами перекусить в соборной трапезной, выпить чаю после всенощной и прочитать нужное число канонов и молитв перед сном. Потом у кого-то из епархиального начальства созрело решение перевести меня из служебных помещений в отдельный домик, располагавшийся прямо за стенами церковной территории. В нем давно никто не жил, последняя владелица перед смертью завещала его собору. Не знаю, живал ли там кто-нибудь за последние несколько лет после смерти старушки.

Староста Степанида, женщина с длинным лошадиным лицом, толстыми линзами в роговых очках и гулким носовым голосом, изрекла, что помещение убирали и проветривали на Пасху и если поправить печку, то жить пока вполне можно. Она сказала «пока», подразумевая, что молодые священники надолго здесь не задерживаются и после трех-четырех недель практики, так называемого «сорокоуста», их ожидает приход, где бабушки станут ублажать их пирожками и вареньем и где можно будет обустроиться по собственному вкусу.

— Печника я сейчас подошлю... — протянула она в дверях.

Вскоре подошел мужик в лыжной шапочке с приставшим к ней дровяным мусором, из-под которой выбивались непослушные соломенного цвета вихры. Видимо, он только что колол дрова, и от него еще пахло еловой смолой и холодом.

— Григорий! — представился мужик и протянул руку лодочкой. Запястье и тыльную часть руки украшали размытые татуировки — какой-то круг, вроде корабельного штурвала, буквы и цифры. — Степанида, староста, прислала глянуть на печку. Что с ней?

Я, словно человек, случайно оказавшийся у постели больного, к которому вызвали доктора, пожал плечами:

— Сам не знаю. Только затопишь, весь дым в дом идет.

— Ладно, поглядим...

Григорий споро разыскал в сенях обломки посылочных ящиков, несколько старых газет и, побросав их в топку, поджег. Едкий и сырой дым сразу же густо повалил в комнату. Печника это, похоже, даже обрадовало. Григорий стал выдвигать вьюшки и заслонки, вываливая на пол кучки сажи, вытаскивать колосники. Он даже лег на пол и просунул голову в черную пасть топки. Некоторые люди нисколько не боятся перепачкаться, не считая сажу или мазут грязью. Пошебуршав палкой в печных внутренностях, Григорий уселся у печки на корточки, вытащил надорванную пачку «Примы» и закурил.

— Кирпич... — печник выпустил дым, держа большим и указательным пальцами сигарету, а прочие оттопырив в сторону. — Дымоход забился, работы много... Он поглядел на меня, что-то прикидывая. — Надо ломать кладку, долбить колено, чистить, а потом заделывать. Ну, ладно...