Асканио - страница 23

— Так чем же вы больше гордитесь, — прервал его молодой дофин, — тем, что убили коннетабля, или тем, что подстрелили двадцать пять павлинов?

— Ни тем, ни другом, ваше высочество… Ловкость, как и все другие таланты, дана нам Господом Богом, а я проявил ее, вот и все.

— А ведь я и не знал, что вы оказали мне такую услугу, — произнес король. — Значит, вы убили коннетабля Бурбонского? Как же это произошло?

— Бог мой, да очень просто! Войско коннетабля внезапно подступило к Риму и ринулось на приступ крепостных стен. Мы с приятелями пошли посмотреть, как идет бой. Выходя из дому, я случайно прихватил аркебузу. Доходим мы до вала. Вижу — делать там нечего. «Но не зря же я пришел!» — промелькнула у меня мысль. И вот я навожу аркебузу туда, где погуще и потеснее ряды, беру на мушку рослого воина — он был на голову выше всех — и стреляю. Он падает — выстрел сразу производит смятение во вражеских рядах. Оказалось, я убил коннетабля. Он был, как я узнал потом, выше всех ростом.

Пока Бенвенуто беспечно и непринужденно вел рассказ, дамы и вельможи почтительно расступались перед ним: все с уважением и чуть ли не со страхом смотрели на героя, не подозревавшего о том, что он совершил подвиг. Один лишь Франциск I остался рядом с Челлини.

— Итак, любезный друг, — промолвил он, — я вижу, что, еще не посвятив мне свое дарование, вы сослужили мне службу своей отвагой.

— Ваше величество, — с улыбкой ответил Бенвенуто, — по-моему, я родился вашим слугой! На эту мысль наводит меня один случай из моего детства. У вас на гербе изображена саламандра, не правда ли?

— Да, и девиз: «Nutrisio et extinguo»[1].

— Так вот… Как-то, когда мне было пять лет, я сидел с отцом в комнатушке, где перед тем бучили белье. В очаге пылали дубовые поленья. Стояли сильные холода. Я взглянул на огонь и заметил среди языков пламени какое-то существо, похожее на ящерицу. Казалось, ящерица весело отплясывает в самом пекле. Я показал на нее отцу, а отец — прошу простить меня за вольность, но таков уж грубый обычай в наших краях — влепил мне внушительную затрещину и ласково сказал: «Ты ни в чем не провинился, сынок, и я ударил тебя, чтобы ты запомнил саламандру в огне. Не слыхал, чтобы еще кому-нибудь довелось ее увидеть». Не правда ли, ваше величество, это было предзнаменованием? Я верю в предзнаменования. В двадцать лет я чуть было не уехал в Англию, но чеканщик Пьетро Торреджиано, с которым я туда собирался поехать, рассказал, как однажды, еще мальчишкой, он дал пощечину Микеланджело, поссорившись с ним в мастерской. И все было кончено: ни за какие блага в мире я не поехал бы с человеком, который поднял руку на великого скульптора. Я остался в Италии, а из Италии попал не в Англию, а во Францию.

— Франция горда тем, что вы избрали ее, Бенвенуто. И мы сделаем все, чтобы вы не тосковали по родине.

— О, моя родина — искусство! Оно всегда со мной. А мой повелитель — тот, кто заказывает мне чеканку самой богатой чаши.

— А есть ли у вас какая-нибудь задумка сейчас?

— О да, ваше величество! Я хочу создать фигуру Христа, но не распятого, нет, а во всем блеске божественной славы и, если это возможно, передать всю несказанную красоту, которую Он явил мне.

— Неужели вы видели не только земных царей, но и Царя Небесного? — со смехом воскликнула Маргарита, бравшая все под сомнение.

— Да, мадам, — отвечал Бенвенуто с детской бесхитростностью.

— Так расскажите же нам и об этом, — попросила королева Наваррская.

— Охотно, ваше величество, — сказал Бенвенуто Челлини доверительным тоном, очевидно, не допуская мысли, что кто-нибудь может сомневаться в истинности его слов. — Незадолго до того я видел Сатану со всеми его присными; вызвал его мой приятель, священник-некромант. Сатана явился нам в Колизее, и мы с большим трудом от него отделались. Но жуткое воспоминание об исчадии ада навсегда покинуло меня только тогда, когда в ответ на мою горячую мольбу мне явился, дабы укрепить дух мой в заточении, божественный наш Спаситель в сиянии солнечных лучей, увенчанный ореолом.

— И вы действительно уверены… вполне уверены, что вам являлся Христос? — спросила королева.