даже заповеданная Христом и служащая «признаком и критерием действительной принадлежности человека к христианству» [398] любовь к ближним, при сильном развитии любви к Богу, хотя и не совершенно вытесняется из сознания такого человека и не совершенно остается бездейственной, [399] однако, несомненно, по взгляду автора, решительно перевешивается этой последней, отступает на задний план, [400] теряет значение стимула и мотива деятельности, [401] «определяющего начала жизни». [402] Она главным образом — выражается не в деятельном и непосредственном служении людям, но проявляется как жалость, благожелание и горячая молитва о спасении и помиловании людей. [403]
Истинная и пламенная любовь к Богу, которая могла найти свое удовлетворение только в «форме умного созерцания», [404] как форме «единственно адекватной природе нечувственного и бесконечного объекта любви», [405] с необходимостью [406] приводила объятых ею личностей, по выясненным ранее законам ограниченности «количества» сознавательной и эмоциональной [407] силы, к специализированию нравственной деятельности на «себе самих, на собственной индивидуальности», [408] а также к аскетизму, т. е. к безбрачию, отречению от мiра или удалению из него и постоянной брани с плотью и всеми греховными пожеланиями или к подвигам суровой и даже самоотверженной борьбы с телом и всеми порочными движениями. [409]
Отречение от мiра в смысле совершенного удаления от него имело целью освобождение, изолирование себя от внешних впечатлений, которые, действуя на внешние чувства человека, овладевают на некоторое время в той или другой мере его сознанием и отнимая «некоторую часть» его от объекта любви — Бога, препятствуют тем самым безраздельному созерцанию. [410] По мысли разбираемого автора, если отвлеченное мышление требует возможно полной изолированности от внешних впечатлений, так что его сосредоточенности препятствуют даже свет и другие, иногда совершенно незначительные впечатления, то тем более это нужно утверждать относительно созерцательности, предметом которой служит совершеннейший и бесконечный дух. [411]
Безбрачие является также естественным и необходимым условием безраздельного, ничем не развлекаемого, сосредоточения мысли и чувства на Боге. Чувство любви к Богу, дошедши до сильного напряжения и пламенности, не оставляет в человеке никакого места для одновременной любви и привязанности к женщине, [412] так как эти чувства и склонности, находясь между собой в конфликте и даже контрасте, [413] не могут одновременно ужиться в душе человека. [414] Помимо этого семейная жизнь «отнимает у человека бо́льшую или меньшую долю внимания и энергии», «развлекает его заботами и нуждами, а, следовательно, несовместима с „духовной или умной молитвой“, которая требует полнейшей самособранности, всецелой сосредоточенности духа». [415]
Но сосредоточенности сознания и чувства сполна и безраздельно на одном представлении Бога препятствуют не одни внешние впечатления, но также и внутренние стремления и чувствования, относящиеся не к Богу, а к иным предметам и возбуждающие иной ряд представлений, стремящихся проникнуть в сознание и овладеть им. [416]
«Отсюда является потребность и необходимость радикального ограничения стремлению, своим пробуждением отвлекающих сознание от предмета, на котором оно безраздельно и сполна должно быть сосредоточено, требуется некоторое подавление и ограничение потребностей, мешающих желаемой или нужной концентрации или собранности духа». [417] Особенно препятствует чистоте и напряженности созерцания чувственность с коренящимися в ней желаниями и стремлениями. Если тело путем строгого воздержания не одухотворено, в смысле ограничения и подавления в возможно большей степени его чувственных позывов и потребностей, то оно служит препятствием парению духа, напряженному умному созерцанию и упоению любовью к Богу посредством этого созерцания. [418] Необходим перевес духа над телом, [419] достигаемый посредством ослабления тела, «по крайней мере в отношении мускульно-жировой его полноты», [420]