Аскольд - страница 22

…Яркий цветочный ковер укрыл поляну. Множество белых, лиловых и ярко-розовых цветков излучали каждый свой аромат. Запахи смешивались и кружили голову. Утреннее солнце дотрагивалось до лепестков, оставляя после себя росинки-жемчужины, а листья прятали эти «драгоценности» от посторонних глаз в мир грез и воспоминаний. Над поляной парило белое облако свободы и обещало унести в страну воплощений. Аскольд взлетел…

…Белые свечи из пышных цветов освещали лестницу. Аскольд шел по ступеням и видел, что небо осталось под ногами, что небо рядом с ним, что небо над его головой. Среди звезд, мерцающих вокруг, Пророк узнал свою Бессмертную Звезду и протянул к ней руки. Он чувствовал, как она трепещет у него на ладонях, как бьется ее бессмертное сердце, и закрыл глаза, чтобы впустить ее свет в себя, чтобы запомнить ее стук. Когда же Аскольд открыл глаза, то звезды уже не было, а на ладонях лежала белоснежная лилия…

Пение умокло. Шум от взмаха крыльев вернул Аскольда в реальность.

Полупрозрачное существо, принявшее облик Птицы, в потоках исходящего света предстало перед Аскольдом. Крылья отливали перламутровым блеском. Птица раскрывала их – и сияние приобретало форму круга, закрывала – и светящийся треугольник острием вонзался в землю. Птица взмахнула крыльями во второй, в третий раз, а потом растворилась в собственном сиянии, став бесформенным светом.

Аскольд приблизился к свету и почувствовал его. Невесомость, легкая прохлада, безграничная радость – все это было в нем (свете), все это было им (светом). На глазах у Аскольда свет стал приобретать новую форму: крылья, руки, белые волосы, лицо. На Пророка смотрел Пророк, вернее его внутренний свет, Тело Света. Именно в нем был центр счастья, именно оно и было счастьем. Это Тело любило и устраивало бал в честь своей любви. Это Тело жило и оживляло, подобно эликсиру. Это Тело творило Бессмертный мир, будучи бессмертным. Это Тело вырвалось из собственного заточения, вылетело, словно Птица, пропев гимн счастью.

Аскольд смотрел на Тело Света, губы шевелились, но Пророк не произнес ни одного слова, хотя разговор и произошел.

- Ты вернешься?

- Нет, ты ведь ищешь Звезду, а я не Звезда, я твой свет.

- А почему крылья?

- Ты их дал мне для сияния. Ты окрылил свое счастье.

- Да, я отпустил тебя. Но зачем ты здесь? Зачем вселяешь надежду в этого человека?

- Надежду? Ты сам желал, чтобы он достиг Просветления. Ты бросил его на дно только затем, чтобы привести сюда, чтобы он увидел меня.

- Свет очень ярок. Он не видит: ты его слепишь.

- Это потому, что ты стоишь рядом и усиливаешь меня. Отойди на несколько шагов назад – и Просветление настанет.

Аскольд сделал шаг назад – Тело Света растворилось в сиянии.

Аскольд сделал еще шаг назад – Птица Счастья взмахнула крыльями.

Свет вновь струился потоками и переливался перламутровым блеском.

Зефа смотрел на Птицу, его душа открылась для счастья и ждала. В этом ожидании было все прошлое, настоящее и будущее. В этом ожидании была его жизнь и судьба.

Свет струящимся водопадом обрушился на пирата, Птица Счастья влетела в его душу – и Просветленный просветлел, его глаза сияли, лицо улыбалось, а сердце пело. Душа Зефа взлетела над землей и окрыленной вернулась в тело, и окрасила мир новыми красками, и наполнила жизнь новым смыслом.

- Это была она, Птица Счастья? – не веря своим глазам, спросил Зефа.

- Ты достиг Просветления! Я могу сомневаться, но никогда не обманываю, - ответил Аскольд.

- А как же ты? Почему она не осталась с тобой?

- Она не Звезда. Прощай. Мне пора. Оставь крылья.

Пророк улыбнулся, встал, вышел из тени дерева на солнце и исчез в тропическом лесу, как будто его никогда и не было на прекрасном и загадочном мысе Кумари.

Глава 7

О. Шри-Ланка, гора Адама. Неделю спустя.

Толпы туристов, встретив рассвет, вместе со своими проводниками совершали спуск с горы Адама в надежде, что после восхождения у них начнется совершенно новая жизнь, полная гармонии и счастья. Люди так торопились в эту новую жизнь, что на вершине оставляли и гармонию, и счастье, а вечная суета не позволяла им вернуться назад и в утешение обещала даровать иллюзию утраченного.