Атаман Метелка - страница 10

Доскакали до Вязовки. Кони, скользя по глинистому откосу, спустились в лощину к Волге. Погоня поотстала. Но Заметайлов видел, как пугливо озирались назад старшины и как тревожно спросил Пугачев:

— Много ли вас собралось? Не будет ли с тысячу?

— Едва наберется пятьсот, — хмуро проговорил яицкий казак Федор Чумаков.

— Где войсковой атаман Андрей Овчинников? И Перфильева нет. У него же все бумаги.

— Не видели, батюшка.

— Эх, Афонька, Афонька. Пропала твоя головушка. — На глаза Пугачева навернулись слезы. — Я видал в першпективную трубу, как лихо он бился, и ты с ним был. — Пугачев глянул на Заметайлова. — Молодец, нашего войску казак. На бутылку с водой, оботрись. Лоб-то у тебя посечен, кровянит. Больно, поди?

— Душа-то сильнее болит, батюшка. Неужто не осилим дворян-то?

Пугачев ничего не ответил, вновь спросил:

— Куда нам лучше, детушки, ехать? Нельзя ли проехать в Моздок?

— Припасов у нас нет, — ответил есаул Федульев. — Лучше перейти в луговую сторону и к Красному Яру, по ватажкам хлеба достанем.

— А вы как думаете, други? — оглядел Пугачев остальных казаков.

— И мы так думаем. Первым делом за Волгу, а там порешим.

Съехали на волжский мокрый песок. Лошади устремились к воде. Но казаки их не пустили, стали выхаживать запотевших коней на берегу. Река была широка. Еле угадывались очертания далекого лугового берега.

— Переправу! Переправу! Паром или лодки! — неслось вдоль реки.

У берега качались на легкой волне всего четыре будары. В будары сели старшины и Пугачев. Коней держали за арканы. Остальные добирались вплавь вместе с лошадьми. Поплыл и Заметайлов, держась левой рукой за седло, а правой слегка загребал воду. Калмыцкой породы конь отфыркивался и прядал ушами. Коня Заметайлов знал мало и опасался, осилит ли он такую водную ширь. Посмотрел по сторонам. Река чернела и пенилась конскими мордами. Многих течение сносило вниз. Некоторые лошади, совсем обессилев, тихо, жалобно ржали.

— Пособите, братцы! — неслось с воды.

Да где поможешь, когда каждый с конем, как причаленный. Отпустишь коня — пропал. Не больше трехсот казаков выбралось на луговой берег.

Пугачев собрал старшин и сказал, будто взял за душу:

— Как вы, детушки, думаете?

Любимец Пугачева, Иван Творогов выдавил из себя:

— А ваше величество как изволите думать?

Пугачев облизал пересохшие губы и горячо начал:

— Мыслю я идти вниз по Волге. По ватагам хлебушка набрать да и двинуть к заказам запорожским. А как инако-то?.. Тут само дело указует. А там близко есть у меня знакомые два князька. У одного наберется войска тысяч семнадцать, а у другого — тысяч с десять… Отчаянные головы. Они за меня непременно вступятся…

— Нет, ваше величество! — прервал полковник Творогов. — Воля ваша, хоть головы руби, но в чужие края мы не пойдем. Что нам там делать?

Творогова поддержали другие:

— Нет, батюшка, туда мы не ходоки! Куда нам в такую даль забираться? У нас ведь женки и дети есть…

— Ин двинемся на Нижне-Яицкую дистанцию, заберем там всех лошадей и приступим к Гурьеву, а затем и к Астрахани, — стал уговаривать старшин Пугачев.

— Мыслимо ли к Астрахани? Там крепость почище Царицынской, — закрутил головой Федор Чумаков и бросил взгляд в сторону полковника Творогова.

Иван перехватил взгляд и спросил Пугачева:

— А вы бывали в Астрахани, государь?

— Нет, не доводилось.

— А я бывал. Белый город окружен каменной стеной с многими башнями. Да крепость стоит на бугре, и пушек не счесть…

— Не больно ли ты стращаешь, полковник? — вмешался в разговор Заметайлов. — Белый город опоясан стеной — это правда. Да только во многих местах стена та обвалилась и башни в ветхость пришли…

— Вот, вот! — воскликнул обрадованный поддержкой Пугачев. — Я мыслю, ежели мы к Астрахани нежданно подойдем, то городом и крепостью обогатимся. Астрахань-то не чета Царицыну. Наш верх содеется. Народишко опять ко мне повалит. Донские и терские казаки придут. Мы ишо пальнем по своей супротивнице Катьке… Еще запомнит меня змея подколодная.

Пугачев говорил запальчиво и, видно, сам уже был готов поверить в вероятность выполнения своего плана, хотя поначалу повел речь, чтоб приободрить казаков. Но старшины подавленно молчали.