Атаман Метелка - страница 20
«Эко изгрязнился ты, парень, и завшивел в бездомном сиротстве. Моли бога, что в хорошие руки попал».
И вот уже эти «хорошие руки» водят по буквам псалтыря, и учат изначальной грамоте, и заставляют каноны читать, а за нерадье — тычки в лоб, и двуперстное сложение учат делать, и опять костяшками пальцев в лоб, и грозный голос раскатисто повелевает:
«Складывай персты, как начертано на иконе Тихвинской божьей матери. Та икона писана евангелистом Лукою».
«Я и так молюсь двоеперстно, когда больно озябнут пальцы, а когда совсем нет пальцев — можно и ладонью молиться…»
«Дурак-рак-рак…» — И опять острые костистые пальцы стучат по горячему лбу. И голова гудит, будто железом окована.
От нестерпимой боли Заметайлов открыл глаза. Увидел перед собой чье-то узкое лицо, на седловине носа маленькие очки. В руках человек держал белые тряпицы, измаранные кровью… И чей-то шепот над ухом:
— Три дня провалялся батюшка. Теперь на поправку пошел. Вишь, лекарь и повязку снял.
Скосив глаза, Заметайлов увидел Тишку. На нем был новый зипун, отороченный мехом. В руках Тишка держал сулейку и серебряную чарку. Глаза, покрытые слезящейся поволокой, устремлены на атамана. В сивых усах застряли крошки — видно, и перекусить успел.
Заметайлов пытался оттолкнуть протянутую чарку, но лекарь сказал ласково:
— Это не повредит.
Атаман выпил, и будто горячая волна прокатилась по телу, приятной истомой закружило голову. Атаман вновь закрыл глаза.
К вечеру Заметайлов был уже на ногах. Приказал расставить вокруг графского дома караулы, послал разъезды в ближайшие деревни, велел накормить прибывших мужиков. За три дня во двор усадьбы понабралось множество всякого люда. Сбегались кто с вилами, кто с топором, чтоб помочь государевым людям до конца извести ненавистное племя господ-кровопийц.
— Батюшка-то сам где? Батюшка? — метались по двору мужики, думая, что прибыл сам император Петр III.
— Не тумашитесь, братцы, — успокаивал их Поводырь, — государь вскорости объявится. А наперед послал своего атамана Ивана Заметайлова. Атаман с казаками держит совет, но вскорости к нам выйдет. А пока отведайте, что сварили наши кашевары, атаман велел угостить вас.
Поводырь говорил уверенно. Мужики смотрели на него с почтением, многие сняли с головы шапки, низко кланялись.
Заметайлов слышал крики, которые доносились со двора в огромные узорные окна, слышал, мужики хотели видеть его. Знал, разговор будет долгим. Наболели мужичьи сердца, истосковались по воле.
А что он скажет им? Куда поведет? Нет государя-батюшки. Нет за спиной силы, которая бы толкала вперед, указывала, что делать. Сам себе голова. Решил первым делом осмотреть бумаги в кабинете графа. Кабальные записи — сжечь. В кабинете был полумрак. Солнце уже село, и лишь багряная полоска пробивалась сквозь ветви огромного клена, растущего у самых окон.
Зажгли свечи. Комната преобразилась. Обширные поля гобеленов покрывали стены. В простенках диковинные комоды из красного дерева. Дверцы у многих сорваны. На полу осколки хрусталя и фарфора. Опрокинутая ширма одной створкой уперлась в огромный стол. Тонкий шелк створок был изрезан в куски. Заметайлов понял, что здесь уже побывали дворовые, изливая свою злобу на хозяев тем, что ломали предметы роскоши, услаждавшие некогда господский взор. Заметайлов откинул ногой ширму. Стол был цел. Даже чернильница цела, накрытая лоскутом шелка. Атаман нагнулся, откинул лоскут. Чернильница была обрамлена коралловыми деревьями, с попугаем и обезьянами из жемчужин и серебра. У основания — негритянка из черного камня. Зубы из слоновой кости. Атаман провел пальцем по зубам и в испуге отдернул руку. С легким звоном зубы разомкнулись, и изо рта черномазой красавицы выпал ключ на протянутые каменные руки. У стоявшего рядом Тишки от изумления отвисла челюсть. Осмелев, все же протянул руку и взял ключ. Повертел в руках и хмыкнул:
— Это, атаман, видно, от стола.
Заметайлов взял ключ и вставил в замочную скважину, увитую резными гроздьями винограда. Ящик легко подался. Он был набит бумагами. Атаман стал быстро перебирать их. Прошения, долговые расписки, письма, перстень с печаткой. В особом бархатном футляре лист нежно-бархатистого пергамента, изукрашенного цветной виньеткой. Наверху графский герб — остроконечный щит. По бокам щита закованные в латы воины. Внизу непонятная надпись на ленте и полунагие фигуры скованных пленных.