Ателье [СИ] - страница 5

— Завтра, Галюнчик, завтра открытие. Я потому и хочу брючки, надо же прикинуть, с чем надеть, то да се.

— Ах, Миленка, свой клуб! — Галка сложила руки на небольшой красивой груди и закатила глаза, восхищаясь уже всерьез.

Милена подбоченилась, грозно нахмурила бровки, выщипанные арочкой:

— Я Сашке говорю, ну ты, или покупаешь мне или я ухожу!

Даша подсунула под лапку машинки оранжевый плюш, исподлобья глянула на Милену, и стало ей горько и неприкаянно. Черт его знает что. Сорокалетняя толстуха, ножки кривые толстые, как у медвежонка, живот торчит. В тыквенных штанах пойдет на открытие собственного клуба! Мужу ультиматумы…. Какой же там, интересно, муж? Лет ему девяносто, что ли?

— Ах! — Галка отвлеклась от клубной темы, оглядывая короткое манто из переливчатого меха, которое Милена царским жестом кинула на свободный табурет, — ах, какая шубка! Удивительной красоты! Это тебе Саша, из Парижа?

— Ага. На тебе говорит, Милька, только не пили меня зарадибога каждый день. Обещал еще длинную привезти… Это цветная лама со вставками из вязаного меха.

— Я посмотрю?

— Да пусть лежит пока. Чаю попьем, — гостья радушно вскрыла коробку с тортом и гостеприимно отрезала себе изрядный кусок.

Галка совала чашку к лицу, промахиваясь мимо рта, загипнотизированная разноцветной шубкой, обшитой по подолу лохматыми хвостиками, а по рукавам какими-то пузырчатыми непонятностями.

«Мексиканский тушкан, не иначе», мрачно подумала Даша. Теперь, с этими брюками, до обеда на воздух не выбраться, а потом Милена сто раз заставит переподшить, лишь бы не уходить, пока тортик и разговоры не кончатся. Вон что-то Галке шепчет, прыская. Счастливая, и муж у нее, и дом, и шуба вон какая. Что же там, действительно, на локтях накручено, в этой размахайке?

Она подняла голову — рассмотреть. Шубка лежала на табурете, свешивая причудливые рукава и топорщась пушистым воротником. На шелковистой шубкиной спине сидел Патрисий, блестел солнечным светом, как тюлень морской водой. Гладкий, красивый… Патрисий? На шубе??

Оторопев, Даша привстала, забыв убрать ногу с педали огромной промышленной машины. Педаль вжалась в пол, машина радостно взревела, будто готовясь на взлет. Дзынькнула уроненная чашка, закашлялась, подавившись тортом, Милена.

И только Патрисий не испугался. Огромный, черный, с яркой белой манишкой и в длинных белых усах, он восседал на драгоценной шубе, похожий на толстого, почти достигшего просветления Будду. Даша сдернула ногу с педали.

— Пат-рисий, — сказала слабым голосом, — пшел…

Кот встал, выгнул спину и, вцепившись в цветной мех, стал с наслаждением когтить его лапами. Высоко задранный хвост подрагивал, и Даша заорала, выпутываясь из широких оранжевых штанин:

— Патрисий, не смей, скотина!

Кот повернулся, еще раз дернул когтями по рукаву чужого, явно зловредного, на его Патрисия территорию без спроса проникшего. Из-под толстых лап плавно взметнулись в воздух клочья меха. В полной тишине кот мягко спрыгнул на пол, проследовал к Даше, и, прислонясь к ее ноге, посмотрел на всех с выражением спокойного величия на морде.

Галка, тихо ступая, подошла, потрясенно глядя на Патрисия сверху вниз. И вдруг кинулась на него, растопыривая руки. Кот мявкнул и спасся на безголового манекена, прислоненного к стене. Манекен с грохотом упал, и Патрисий, пролетев мимо сидящей на корточках Галки, снова оказался на шубе, взвихрил, запуская в воздух, цветные клочки и, не переставая орать, поскакал в комнату к Насте.

Милена, поставив свою чашку, подняла шубку, повисшую ободранными рукавами, и посмотрела на замерших инвалидов творческого труда.

— Я… Это…

— Миленочка, — голос у Галки дрожал, но она мужественно продолжила, — я, понимаю, все понимаю. Сегодня же этого мерзавца, этого гада, к врачу, яйца отшибить, да я сама сейчас, ножницами!

— Не дам яйца! — закричала Даша, пугаясь, — это мой кот! Любимый! А ты… ты… — она оглядела Милену сквозь мгновенно набежавшие слезы, — иди ты со своей шубой, тыква!

— Я! Тыква? — Милена выпятила грудь и засверкала глазами.

Они стояли напротив, и Даша ощутила, как у нее на загривке поднимается шерсть и хвост вытягивается саблей — вот сейчас зарычит и кинется на толстуху, у которой все есть: муж, деньги, клуб, тыквенные штаны и даже эта безумная шуба…