Атлантический дневник - страница 33

Изгнание Рима из духовного наследия Запада происходило по всему спектру, от искусства и культуры до политической мысли. С XVIII столетия у европейцев, отчасти по инициативе Руссо с его идеализированным дикарем, пробуждается интерес к собственному этническому прошлому. Особенно его разогрели песни мифического кельтского барда Оссиана, якобы переведенные шотландским писателем Джеймсом Макферсоном, но вскоре разоблаченные как подделка. Среди поклонников фиктивного Оссиана можно назвать Наполеона, Байрона и Пушкина. В Германии братья Гримм собирают национальный фольклор, не стесняясь, впрочем, править его по своему усмотрению. В это же время теоретик эстетики и археолог Иоганн Иоахим Винкельманн провозглашает греческое искусство непревзойденным идеалом совершенства, а просветитель Вильгельм фон Гумбольдт предпринимает переворот в немецкой системе образования, переводя его с латинской основы на греческую. Во второй половине XIX века реформа Гумбольдта охватила практически всю Европу.

Эти веяния слились воедино в новом мощном культурном движении романтизма. Интерес к собственному прошлому, пусть идеализированный, воплотился в сказках братьев Гримм и романах Вальтера Скотта, в песнях Оссиана и скандинавских сагах. Все эти изыскания привели к духовным предкам римлян, грекам, к Гомеру и Периклу. Что же до самого Рима, то его стали пренебрежительно выносить за скобки. Идеал потеснил реальность, классицизм уступил романтике. Одно из центральных произведений английской поэзии этого периода – «Ода к греческой урне» Джона Китса. Живи он на четверть века раньше, стихотворение, по словам Майкла Линда, вполне могло бы называться «Ода к римской вазе». Впрочем, на четверть века раньше Ките был бы невозможен.

Римское искусство было подвергнуто сокрушительному понижению в ранге. Поскольку Винкельманн раз и навсегда объявил достижения греков непобиваемым рекордом, их римские продолжатели были низведены до статуса эпигонов и маньеристов. Эпические поэты второго плана, такие как Лукан или Стаций, были практически забыты, а некогда безраздельно властвовавший Вергилий скрылся в тени легендарного греческого слепца. Впрочем, Гомеру вскоре пришлось уступить первенство – на трон, который Данте безоговорочно отдал Вергилию, романтики возвели самого Данте.

Луций Анней Сенека считался в период Возрождения неоспоримым мастером жанра трагедии – он был вдохновителем небывалого расцвета театрального творчества в Англии в елизаветинский период и образцом для Шекспира. Но Шекспир стал новым кумиром романтиков, а его древний наставник был объявлен грубым дилетантом, автором кровавых гротесков и презрительно изгнан из всех антологий и университетских курсов.

Маршрут этого побега прочь от реального прошлого можно проследить на судьбе отдельно взятого художника, лорда Байрона, который стал самым ярким символом, пророком-основателем романтизма. Байрон, как я уже упомянул, начинал под песни Оссиана, а закончил свои дни в Греции, куда отправился сражаться за ее освобождение от турецкого ига. Характерно при этом, что реальную Грецию и греков, увиденных по прибытии, Байрон презирал. Он отдал жизнь за Грецию Винкельманна.

Соединенные Штаты не торопились догнать Европу в области духа, и реформа Гумбольдта добралась туда не скоро. Культура на латинской основе дожила здесь до XX столетия. Поэт Аллен Тейт, южанин, описывал идеального «аграрного» героя поколения под собирательным именем Цицерон Цинциннат, а самым характерным образом американского Юга был для него джентльмен, коротающий послеполуденные часы под старым сахарным деревом за чтением писем Цицерона Аттику, – вплоть до Первой мировой войны.

Вся общественно-политическая жизнь США была изначально пронизана духом римского наследия. Я уже приводил слова Майкла Линда о нынешнем обычае гордо провозглашать Афины родиной демократии. Но афинская демократия вызывала у отцов-основателей чувство, близкое к отвращению, – это была именно та диктатура толпы, возможность которой они хотели исключить в своем будущем государстве. Принцип разделения власти, совершенно неизвестный в Афинах, был впервые сформулирован Полибием в описании государственного устройства Римской республики. Основатели американского государства вообще по возможности избегали термина «демократия» из-за его греческих ассоциаций и предпочитали римский: «республика», и эта традиция жива по сей день.