АТРИум - страница 21

— Кто первый? — поинтересовался конвоир, кивнув на дверь.

«Молодец!» — хотел было кивнуть ему Звягинцев и поблагодарить за правильное решение, но…

— Никто, — вдруг ответил кто-то из-за спины Кудесника твердым голосом.

Егор тут же отпрянул от двери, обернулся и наткнулся на торчащий из разбитого иллюминатора пистолет. Дверь со скрипом отъехала назад, и в проеме стал виден четкий абрис пилота.

— Не двигаться! — приказал он, поочередно направляя оружие то на Кудесника, то на «азаматовца».

«Это мне уже начинает надоедать! — с досадой подумал Егор. — Ох разозлите вы меня, ох и разозлите!»

Пол отсека к тому времени был уже полностью залит смердящей болотной жижей, так что убитый Певцом «азаматовец», лежащий ничком, оказался затоплен по уши.

Пилот явно находился на грани нервного срыва. Оно и понятно — за загробленный вертолет отвечать только ему, а что он напишет в рапорте? Почему летал в среднюю полосу, куда вылеты запрещены? Потому что ему тоже щедро заплатили? Военное начальство в Атри, конечно, строго наказывать не будет, денег на оффшорных счетах в их бухгалтерии хватит на то, чтобы незаметно прикупить и десять Ми-8, но вот что скажет комитет с Большой земли, который курирует дела Атри? Ведь они не знают и десятой части того, что тут происходит. В их глазах Атри — всего лишь большая шахта с ураном, добываемым для потребностей страны и тайной продажи за границу. А потому ни о каком внебалансном счете атрийских военных частей, ни о торговле «налево» ураном, ни об относительно демократических отношениях с вольными бродягами они не знают. По-прежнему считают, что население в Атри всего пара тысяч человек и каждый сбежавший с урановых шахт заключенный непременно отыскивается и сурово наказывается. Поэтому для них списать боевой вертолет все равно что признать поражение в бою целой эскадрильи. И выделять деньги на покупку нового они будут не один день. А пилот, скорее всего, пойдет под трибунал.

— Встать! — скомандовал он. — Стволы бросьте оба! Живо!

Кудесник положил автомат на скамью, поднялся на ноги, вовремя пригнув голову, и посмотрел на пилота. Майор, суровый человек лет пятидесяти, такому впору командовать авиаполком, а он тычет стволом, как мокроносый солдатишко с погранзаставы, первый раз увидевший «запрещенных» вольных бродяг.

— Ты чего, мужик? — вытянул шею конвоир, также поднявшись на ноги, но не выпустив автомат из рук.

В ответ грянул выстрел. Пуля пробила правое легкое, «азаматовец» вскрикнул и сполз по двери в грязь, закрывая руками дыру в груди, откуда вытекала, расходясь красным кругом по серой ткани «защитки», кровь.

Майор дождался, когда тот перестал хрипеть, стонать и наконец хлюпулся лицом в затопившую отсек болотную жижу, сделал пару шагов от двери и скомандовал Кудеснику, чтобы тот выходил.

— И руки за голову! — добавил он.

Кудесник выполнил все, что ему велел майор. Выйдя из вертолета, он погрузился в пузырящийся ил по щиколотки. Оглянулся, с сожалением посмотрел на разбросанное по забрызганному кровью отсеку оружие и тяжко вздохнул. Картина до боли напоминала ему вчерашнюю, разве что сегодня он знал, кто кого убил и, главное, как.

— Шевелись! — прикрикнул пилот и махнул пистолетом, указывая куда-то влево.

— Куда ты решил идти? — спросил Кудесник. — Тут везде болота. Компас и КИП работать не будут.

— Молчи, — прошипел пилот. — И шагай. Не все так бедово, как ты нарисовал.

— О чем ты?

— Узнаешь, иди давай.

Ночь, благо, была лунной. Диск луны освещал кочковатую топь, местами поросшую камышом, и можно было отличить зеркальную гладь коварных бочаг от более-менее затверделой почвы.

— Знаешь, а не мешало бы включить дозиметр, — прислушиваясь к шелесту камышей, сказал бродяга. — Я слышал, болота всегда фонят. А еще, что тут водятся…

— Не болтай! — зло шепнул пилот. — Иди вперед.

— Жердину бы выломать какую, что ли? — остановился Кудесник перед залитым водой участком между двумя большими островами камышей. — Стремновато тут.

— Давай в обход. — Пилот ткнул его стволом пистолета в спину.

— Не делай так больше, ладно? — попросил Кудесник. — Я буду идти, только будь так добр, не тычь в меня этой хреновиной.