Авантюристы гражданской войны - страница 43
Сами англичане славно поддерживали марку традиционной загадочности. Раз в неделю белые шлемы из британского банка через шантанных певиц и болтливых стариков пускали слухи — «уйдем не позже, чем на будущей неделе»…
Наутро фунты дорожали сразу на 200–300 проц., переводчики губернатора за безболезненное получение визы брали вместо пяти фунтов двадцать, встревоженные пиджаки, шляпки и папахи осаждали контору итальянского пароходства…
Проходило два-три дня, англичане банка и штаба успевали продать свои фунты, губернатор вывешивал объявление о строжайшем наказании породителям слухов об уходе войск Его Величества, Фунты летели вниз, в витринах менял появлялось бесчисленное множество второпях закупленных бриллиантов, плачущие дамы не знали, что им делать с билетом 1 класса до Венеции, «la Nourriture y compris»[359], англичане с громадной прибылью покупали обратно свои фунты и бриллианты, глупый беженский анекдот снова повторялся, и не было ему, казалось, ни начала, ни конца.
…Но падение Азербайджанской республики всполошило не на шутку всю эту усталую накипь. В начале мая на пароходе «Сюира» покинули кавказские берега все те, кого не сумели загубить ни кисловодское чека, ни одесская неделя мирного восстания, ни всероссийский палач — сыпняк. Уезжала Россия первая — бывшие министры, попечители, банкиры, уезжала Россия вторая — нувориши, почуявшие близкий конец, комиссары, грабанувшие и больше всего боявшиеся прихода «наших», могущих припомнить былые дела, интернациональное демократическое сословие менял, крупье, шулеров.
На третьем часе поездки заговорила Россия третья. На палубе раздался выстрел. В кают-компанию зашел бритый человек в отличном дорожном костюме с маузером в руках, попросил пассажиров не волноваться и без сопротивления сдавать имеющиеся суммы. Во всех проходах, машинном отделении, у радио-телеграфа стояли такие же люди с такими же маузерами.
После краткого, но энергичного сбора, во время которого у жены одного из видных союзных сановников оказалось совершенно оглушительное количество бриллиантов, представители третьей России сели на лодки и уехали, на прощанье распорядившись всем пострадавшим подать шампанское…
В Константинополе большинство из пассажиров «Сюира» отказалось от мысли продолжать поездку и уныло сошло на берег, утешаясь мыслью о ничтожности своих потерь в сравнении с потерей союзной дамы, у которой бриллианты были величиной в слезу армянских сирот… (ее муж опекал Армению).
Герои происшествия на «Сюире» были пойманы лишь спустя несколько недель. Пока же, в виде нравоучения и для прекращения слухов об участии в грабеже ставленника Его Величества Кискин-Заде, англичане решили наказать кого-либо из имеющихся в их руках «туземных бандитов». В Батумской тюрьме уже второй год содержалась компания из восьми грузин, подозревавшихся в каком-то грабеже. В шесть часов утра на главную площадь города были доставлены в грузовиках все восемь. По английскому обычаю у них были забинтованы лица, и их привязали к специально поставленным столбам. Церемония расстрела, чтобы не приучать индусов к убийству белых, была поручена взводу моряков. После двух сухих залпов к каждому из восьми подошел лейтенант, командовавший взводом, и для верности всадил еще по пуле в голову каждого. В шесть часов десять минут бравые «бобби» уже разгоняли любопытную толпу, густыми цепями осаждавшую площадь.
Возмездие свершилось. К полудню фунт опять повысился: Арон Семенович сказал, что он эти штуки знает: перед эвакуацией всегда расстреливают грабителей… Его телохранитель и кассир, бывший начальник конных разведчиков в добровольческом корпусе, прибавил, что в Екатеринославе он сам командовал подобной церемонией и простить себе не может, как это он не догадался купить валюту в тот же день…
И уже больше никого не радовали ни пальмы, ни карминовые закаты, ни великолепный экспресс с вагон-рестораном, который за неполных двенадцать часов привозил в Тифлис. Что толку было торчать в Батуме, когда в Баку уже заседал конгресс коммунистов и нефтепровод не давал ни капли нефти? Какая радость была от поездок в Тифлис, если советский посол Киров уже произносил с балкона своего дома зажигательные речи