Авария - страница 19

Издеваясь над самим собой и все проклиная, он мигом оделся, не стал вызывать лифта и так, не помня себя, сбежал вниз по лестнице.

Темнело. Мерцали, разгораясь, белые уличные светильники. Человек — это машина, которую приводит в движение солнечная энергия, подумал он, потому что именно так ощущал себя. Темнеющий город казался ему чужим, холодным и печальным. И маленьким. Здесь человеку негде бесцельно бродить и просто так глазеть по сторонам. Не размышляя. Лениво впитывать в себя образы, чтобы потом при случае использовать их в своих воспоминаниях. Город был слишком слаб, чтобы отогнать лавину беспокойных мыслей. Не освещенный солнцем, он выглядел просто несчастным.

Народный дом заполонили югославские монтажники (пять тысяч в месяц, сто пятьдесят крон в день на питание и никаких забот о семье) и польские девушки из национального предприятия «Бенар» (две тысячи в месяц, современное общежитие гостиничного типа и пропасть свободного времени). Камил долго ходил в поисках места. Оно нашлось прямо в середине потока неприятных запахов, которыми тянуло с кухни.

— Чего желаете?

— Кружку пива.

— Одно пиво, — процедил официант и поставил карандашом крестик на белом бланке.

— И кофе.

— А рюмочку ромика?

Камил чуть не взорвался от злости, пусть, мол, при нем не употребляет этих отвратительных теплицких «иков», но все же кивнул головой в знак согласия. Это чучело, собственно говоря, только следует традиции.

— Да, только экстра.

Выпив пиво, опрокинул в себя рюмку рома, не испытывая при этом никакого удовольствия, единственно из чувства противоречия самому себе. Кофе едва попробовал — такую бурду не продают даже на Зимнем стадионе в перерыве между периодами, — расплатился и, разочарованный, вышел из ресторана.

По темной улочке он побрел к городской площади. Наслаждаясь приятным теплым вечером, здесь слонялись юные парочки и целые компании. С разных сторон гремела музыка транзисторных приемников и магнитофонов, слышался девичий смех. Он почувствовал какую-то неясную тоску по любви, по спокойному вечеру в теплом домашнем кругу, по семейному ужину, когда тело и мозг отдыхают, наслаждаясь непритязательным и так трудно достижимым уютом, по вечеру без оскорбительных слов и мучительного напряжения и вынужден был признаться: я страшно одинок…

Да, он был одинок. Во всем городе с тридцатью тысячами жителей не было никого, с кем он мог бы поболтать — так, запросто, о женщинах, автомобилях, наконец, о хоккее. Кроме нескольких солидных мужчин, непременно старше его, ибо только таких с определенным расчетом, скорее, просчетом допустил он в число своих друзей, Камил не мог здесь встретить никого, собственно, тут он был чужим. Размышляя об этом теперь, Камил понял, что это его ощущение, должно быть, на редкость естественно — ведь он девять лет учился в Праге. Тогда он приезжал домой лишь дважды в месяц, на субботу и воскресенье (в последние годы вообще раз в месяц), да на летние каникулы, которые, впрочем, он проводил за бетонными стенами химзавода, потому что однажды (это случилось в июле, когда окончившим девятилетку торжественно вручали паспорта) твердо решил, что станет директором химзавода. Поэтому, пока его приятели загорали и таскались по горам, Камил носился по заводу с большим блокнотом, расспрашивал, наблюдал и записывал, чертил колонны и системы охлаждения, вышагивал многие километры вдоль трубопроводов от распределителя к распределителю, учился сваривать газом и электричеством. Прокручивал насосы и запаивал распределители, а вечером дома все очень старательно переписывал в толстую тетрадь с твердой обложкой. Каждый год по тетради. Накануне вручения диплома у него было девять тетрадей. И ни одного товарища.

Когда после военной службы он занял помпезный кабинет механика по ремонту оборудования, желание руководить предприятием исчезло. Его убило сделанное Камилом открытие, что для успешного продвижения по служебной лестнице (он рассчитал, что как механик по ремонту оборудования он находится где-то между двадцать пятым и тридцатым местами) прежде всего необходимо время. Появились другие страсти: квартира, машина, деньги, но и они требовали времени. Годы шли. Теперь уходил третий, критический. Он должен принести решение. А главное — деньги и славу. Остальное придет само собой. В том числе и друзья…