Авария - страница 21

Камил сосредоточенно слушал. В моем положении… Тридцать тысяч за подключение к водопроводу… Это говорило о многом. Со своим синим «фордом», особняком в Лоучках и дачей над плотиной он просился на одно из первых мест в списке городских знаменитостей. Один писатель, один член Академии художеств, несколько директоров и их заместителей, две дюжины хоккеистов первой лиги и Петр Шепка. Официант, кабатчик!

Камилу стало дурно.

Со мной разговаривает, будто я каменщик, который подрядился строить ему гараж. Только слова другие. Гордость и честолюбие Камила взбунтовались против этого, но их забило соображение, что Петр не станет торговаться из-за какой-нибудь тысячи.

— Ну, Петя, согласись, глупо было бы прийти в слесарку и объявить там мобилизацию на твою дачу. На этот раз я в своем положении не могу себе этого позволить. Однако я мог бы найти стройматериалы, разработать проект и… Если это останется между нами, эту воду я провел бы тебе сам. Я тоже не в кабинете родился.

Камил залпом выпил коньяк. Вот мученье!

— Великолепно! — загорелся Петр и налил еще. — Не сомневайся, тут мне реклама не нужна. Только не знаю, справишься ли ты один. Надо проложить трубы и поставить насос, лучше помощнее, я задумал сделать небольшой бассейн, но это уж я устрою сам.

— А водопровод в доме?

— У меня есть на примете один смышленый паренек.

Камил покачал головой. Собственно говоря, работы не слишком много. А тридцать тысяч — громадная сумма. Тридцать тысяч — это машина. Для виду он колебался, но уже знал, что примет это предложение.

— Нужно будет посмотреть и сделать чертеж. Это не пустяк.

— Само собой. Давай хоть завтра. Мы собираемся туда с Региной. Возьми с собой жену, организуем скромный семейный пикничок.

Покидая вскоре после полуночи ночной бар, Камил чувствовал себя легко и спокойно. Кроме двадцати крон за вход, все было бесплатно. Перспектива тридцати тысяч за подключение к водопроводу и обещание Петра найти для него место пианиста — вот настоящие результаты сегодняшнего бегства.

Нет ничего невозможного, нужно только изредка появляться в обществе. Мир принадлежит сильным и смелым. Мне.

Только подходя к «башням», где еще светились несколько окон, Камил снова почувствовал страх.

Камил стиснул зубы, на лбу вздулись жилы. В страхе Здена зажмурила глаза. Сейчас он меня ударит, и все будет кончено, мелькнуло у нее в голове, но Камил только злобно засопел, выбежал из комнаты и изо всех сил хлопнул дверью. Тщеславный Камил Цоуфал, ты не можешь слышать правды, если она неприятна.

Из прихожей Здена слышала, как бухнула входная дверь, потом сердитый голос свекрови: «Эта девчонка снова бессовестно провоцирует нашего Камила», неожиданно резкое возражение папы зама: он уже сыт всем этим по горло, Зденка совершенно права, наш Камил — шалопай, и при этом все ему подыгрывают.

Ах, папаша Цоуфал, против вас я ничего не имею, наоборот, я вас уважаю и хотела бы вас любить, только сыночка своего вы слегка испортили, вздохнула она, отодвинула штору и вышла на балкон.

Камил выбежал на улицу, застегивая на ходу куртку. Только на тротуаре он задержался, остановился на мгновение, как бы заколебавшись, и потом двинулся прочь. Без оглядки.

На минуту ее охватило чувство сожаления и тоски. Ни одного дня не проходит, чтобы мы не поссорились. Почему? Виноват ли Камил со своими скверными качествами, от которых он не может избавиться и которым я, возможно, придаю слишком много значения? Но нельзя же бесконечно не замечать их! Когда-нибудь они сделаются чересчур опасны, станут нестерпимы. Это страшно — в бессилии наблюдать распад собственной семьи, но что тут можно поделать?

Здена судорожно вцепилась в металлические перила балкона, так что побелели суставы пальцев. Подавив в себе желание окликнуть Камила, вернулась к Дитунке.

Стоя посреди комнаты, она почувствовала себя бесконечно одинокой. Дитунка играла на ковре разноцветными колечками и не могла знать, чем играют двое взрослых. Маленькая и беззащитная.

Может быть, умнее было бы подчиниться Камилу и его матери, стиснуть зубы, терпеливо сносить обиды, но кто может поручиться, что Камил изменится, когда мы получим квартиру? Без признания равноправия между нами никогда не возникнет ничего прочного. Камил — слюнтяй и эгоист, и, если он не станет иным, жить вместе с ним нельзя. Только прозябать. Он обязан перемениться, брак — не приключение на два года. Раньше нам было так хорошо… Камил умел быть внимательным, самоотверженным, терпеливым и бескорыстным… Отчего же теперь он совсем другой? Болезненное стремление выдвинуться, бессмысленное тщеславие, взращенное еще в институте на двухтысячной стипендии от родителей, притупили в нем способность понимать истинные ценности. Может, он опомнится? Может, Дитунка заставит его опомниться, он любит ее по-настоящему…