Авария - страница 67

В субботу Камил закончил третий рукав, сварил стыки и уже в шесть часов вечера ехал назад в кабине крытой машины, сидя рядом с парнем, который в тот день устанавливал на даче умывальники и большую ванну. В баре он почувствовал какое-то презрение к самому себе. За семь часов игры здесь его ждала сотня, тогда как за семь часов работы на даче — в десять раз больше. Он решил, что следует отказаться от такого способа зарабатывать деньги, и стал обдумывать задание на завтра. Нужно проложить весь трубопровод от насосов до развода с магистральным. Адский труд. Но уж если я не боялся паропроводов метрового диаметра на химзаводе, из-за этих ничтожных двухдюймовок не стоит волноваться.

Поднявшись спозаранку и не позавтракав, ехал Камил на переднем сиденье частного газика (это была уже седьмая машина, которую он видел на даче) опять в горы. Он приготовил инструменты, разложил винты и прокладки вдоль всей линии водопровода и забежал на террасу выпить кофе. Полноватый водитель газика неторопливо резал хлеб и откусывал от ломтя копченого мяса, потом выпил пива и закурил «Спартку» из помятой пачки. В глубине кузова виднелись аккуратно уложенные белые плитки, было их довольно много, но малый все еще мешкал на террасе. Он не впервые занимался этим делом и знал, сколько тут можно медлить.

Было прекрасное солнечное утро, — утро, неодолимо зовущее хотя бы часок отдохнуть. Но Камил подавил в себе желание покемарить немного за чашечкой кофе и открыл завершающий этап борьбы за осуществление плана индустриализации сельской резиденции Петра Толстосума, — резиденции, которая, согласно закону отрицания отрицания, уже давно ему не принадлежала, хотя он даже не подозревал об этом.

— Я беру машину, — решительно объявил Камил, едва Петр показался из автомобиля.

— Я это знал…

Петр согласно кивнул головой, а в столовой раскрыл большой кожаный блокбювар.

— Я подготовил договоры. Один — по которому ты обязуешься выплатить до сентября этого года десять тысяч крон без процентов в случае, если не выполнишь договор номер два. По этому договору ты обязуешься поставить мне на даче центральное отопление в рамках гражданской взаимопомощи. Третья бумага — расписка на пятьдесят пять тысяч крон наличными за автомашину. Ты лучше внимательно прочти. — И он придвинул Камилу папку с документами.

Камил закурил сигарету и углубился в чтение. От списка обязанностей, перечисленных в договоре номер два, у него голова пошла кругом, однако он согласился.

— Принимаю.

— Ты останешься доволен. Для приобретения этой машины ты должен собрать кучу справок. В случае чего заедешь ко мне, у меня есть отличные знакомства.

— Послушай, Петр, а не слишком ли дорого?

— Поймешь, когда увидишь. Он лучше моего. Наездил каких-нибудь пятьдесят тысяч, для такого автомобиля это пустяк. Новые радиалки, новый хром, обожженный лак, ну, просто безупречный.

— За свою кастрюлю ты отдал сорок тысяч, не так ли?

— Ну да, сорок… сорок я дал таможенникам. Ты что думаешь, мне его задаром доставили? Больше ничего не скажу. За него я тоже мог бы получить восемьдесят пять, но я из принципа не занимаюсь убыточными сделками. Теперь ясно?

— Так ты смотри, чтоб не надули. Оригиналы дашь мне? — спросил Камил, подписав все копии.

— Отдам, только раньше выполним формальности.

— То есть когда я заплачу?

— Естественно.

— Такого прохиндея, как ты, я еще в жизни не видел, — с сомнением покачал головой Камил.

— Должно быть, тебе только кажется… что я излишне осторожен, так это легко понять. Дружба дружбой, а денежки врозь, — широко осклабился Петр и сложил договоры в папку.

По дороге домой у Камила было такое ощущение, что он вот-вот разрыдается.

Чувствуя комок в горле, Камил взял оба вклада в сберкассе (нетронутой осталась лишь Дитина сберкнижка с самым маленьким вкладом) и ужаснулся содеянному. Но отступать было поздно. В полуобморочном состоянии покинул он здание Государственной сберегательной кассы. Несколько лет экономии и великолепные планы обратились в жалкие три тысячи в ящике письменного стола и сверток толщиной сантиметров десять во внутреннем кармане пиджака. Но последний уже не принадлежал Камилу, больше нет, потому что он обменял его, опрометчиво и необдуманно, на одну из странных прихотей своей жизни.