Авеню Анри-Мартен, 101 - страница 30

Некоторое время оба молчали.

— А сейчас что нам делать? — наконец произнесла Леа.

— Ждать, пока не будет новых инструкций.

— Пойдем к остальным, а то им может показаться странным, что мы так долго остаемся наедине.

Во время их отсутствия появился крестный отец маленького Пьера, пришедший навестить мать своего крестника и передать ей большую коробку шоколада и письмо от Отто Крамера. Тот писал, что в ближайшее время должен получить отпуск. Узнав эту новость, молодая женщина засияла от счастья.

Увидев Фредерика Ханке, Леа побледнела. Путей для отступления не было, пришлось представить их друг другу. Сжав руку Жана, она, улыбаясь, подошла к немцу, который по-прежнему был в штатском, и, взяв его за руку, сказала:

— С Новым годом, Фредерик. Позвольте представить вам друга моего детства, проездом оказавшегося в Париже. Жан Лефевр. Жан, представляю тебе крестного отца сына Франсуазы, капитана Фредерика Ханке.

Если бы Леа украдкой не ущипнула Жака, он бы наверняка упал. Смертельно побледнев, буквально потеряв дар речи, он протянул дрожащую руку Ханке. Казалось, ничего не заметив, Фредерик пожал ее.

— Здравствуйте месье, очень рад познакомиться с другом Франсуазы и Леа. Желаю вам счастливого Нового года. Спасибо за поздравления, Леа. Надеюсь, что этот год окажется для вас намного лучше, чем прошедший.

— Спасибо, Фредерик. Жан, хочешь настоящего кофе?

— Да, — выдохнул Жан, не зная, как ему себя вести.

К нему непринужденно обратился капитан Ханке.

— Так вы сосед мадемуазель Дельмас?

— Да, довольно близкий: имение моей матери находится в Кадийяке.

— Вы, конечно же, помогаете ей в управлении имением?

— Да.

— Вам повезло, что вы живете в таком прекрасном месте. Надеюсь встретиться с вами там, когда война закончится, и наши народы объединятся.

Жан собирался ответить, когда вошла Леа.

— Капитан влюбился в наши виноградники, когда гостил у нас, в Монтийяке.

Фредерик Ханкс наконец распрощался.

— Простите, что прервал ваш ужин. Но у меня не было другого времени, чтобы поздравить вас. В пятнадцать часов я заступаю на службу. Франсуаза, если я вам понадоблюсь, вы знаете, где меня найти. До свидания, мадемуазель, до свидания, Леа, до свидания, месье.

После его ухода все вздохнули с облегчением.

— Уф! Я уж думала, что он никогда не уберется, — воскликнула Леа, упав в кресло. — Почему вы нас не предупредили, что он здесь?

— Я не подумала об этом, — сказала Франсуаза, понурившись, — я была так счастлива получить известия от Отто.

— Это не имеет никакого значения, дети мои. Этот молодой человек действительно очарователен, превосходно воспитан и очень корректен! — весело воскликнула Лиза.

— «Очень корректен!..» Повсюду только об этом и слышишь. «Вы только подумайте, мадам Дюпон, этот офицер придержал мне дверь в метро! Какой корректный молодой человек! Хм… не то, что наша нынешняя молодежь, могут тебя толкнуть и даже не извиниться. Коммунисты… проходимцы, и они еще удивляются, что проиграли войну… было бы удивительно, если бы произошло обратное. Говорю вам, мадам, когда народ отказывается верить в Бога, Господь отворачивается от него и наказывает… мы должны отречься от скверных французов, которые слушают радио Лондона и не подчиняются маршалу Петену, святому человеку, посвятившему свою жизнь Франции, чтобы спасти ее…»

— Леа, прекрати! — крикнула Франсуаза.

— «…вы правы, мадам Дюран. Представьте себе, недавно я встретила свою бывшую соседку, еврейку… и что же? Вы не поверите: у нее не было желтой звезды! Представьте себе, я не постеснялась сделать ей замечание, хотя люди вокруг смотрели на меня неодобрительно. Она убежала, красная от стыда, мадам…»

— Хватит!

— Хорошо, хорошо, тетя Альбертина. Простите меня, я совершенно с вами согласна: немцы очень корректны!

— Прекрасно, и не надо сердиться. Кажется, ты забыла, что они — победители и могли бы делать с нами все, что угодно. Однако, несмотря на покушения, они продолжают быть корректными и терпеливыми…

— У-гу… расстреливают понемногу заложников, увозят неизвестно куда женщин и детей…

— Но это террористы…

— Дети?..

— Замолчи!.. Не говори о детях, — сказала Франсуаза, разражаясь рыданиями.