Авеню Анри-Мартен, 101 - страница 33
— Леа, отвечайте мне! Вы считаете, что я на стороне этих мерзавцев?
Она прижалась к нему.
Сжимать ее в своих объятиях… вдыхать запах ее волос, шеи, чувствовать ее губы… От счастья Франсуа закрыл глаза.
Открыв их, он натолкнулся на полный отчаяния взгляд Жана. «Бедный паоень, он тоже влюблен в эту несносную девчонку», — подумал Тавернье. Затем нежно отстранил девушку.
— Завтра Сару должны перевести на улицу Соссэ. Я отправлюсь туда ночью, во время перевозки. Нам известен маршрут, трое наших будут контролировать ключевые точки.
— Я хочу быть там, — сказал Жан.
— Нет, старина, вы засветились и уедете сегодня вечером. Попрощайтесь с Леа. Я оставляю вас. Пойду засвидетельствую свое почтение тетушкам.
Оставшись одни, юноша и девушка почувствовали себя неловко.
— Я даже не спросила тебя о Рауле. Как у него дела? Где он?
— От одного нашего общего друга я узнал, что прошлым летом он бежал из Германии. С тех пор о нем ничего не известно.
— Бедный Рауль, нам втроем было так хорошо. Помнишь, как мы купались в Гаронне? Помнишь наши велосипедные прогулки среди холмов?..
— Тогда ты нас еще любила… Без тебя Монтийяк изменился. Дом как бы съежился. Окна закрыты. Когда Руфь и Камилла выходят, кажется, что они передвигаются на цыпочках. Такое впечатление, что они всю жизнь проводят в ожидании. С тех пор как Матиас уехал в Германию, Файяр молчит. Время от времени он появляется на виноградниках и отдает несколько кратких приказаний. У него появилась привычка выходить по ночам и расхаживать по двору с лампой в руке. С женой он обращается, как с собакой.
— А Лоран?
— Я уже давно его не видел, но его группа действует. Это одна из самых активных групп на Юго-Западе. Они участвуют во всех самых опасных делах. Лучше бы им не попадаться, немцы не питают к ним теплых чувств. Сам он может средь бела дня, без всякой охраны, приехать повидаться с женой и сыном. Мне бы хотелось работать с ним, но я нужен «Троице» в Париже… Помнишь, как мы ходили в лес?
— Все это кажется мне таким далеким… Сейчас я чувствую себя очень старой. И мне страшно… Если бы ты знал, как мне страшно!
— Ты хорошо держишься, — сказал он, привлекая ее к себе. — Ты совсем не изменилась, только стала еще красивее. И еще — твой взгляд… Да, твой взгляд изменился, стал чуть строже и беспокойнее. Тебе нужно вернуться в Монтийяк, бросить все это. Заняться виноградниками и спокойно ждать, когда закончится война.
— Спокойно ждать!.. Мой бедный друг, можно подумать, что ты забыл, в какое время мы живем. Чего ждать? Что они будут продолжать грабить страну, пытать наших друзей, преследовать Лорана и дядю Адриана? Если ничего не делать, они никогда не уйдут. Не могу ждать, я хочу жить, ты слышишь, жить, и не хочу видеть их в нашей стране. После их ухода из Монтийяка мы вместе с Сидони и Руфью сделали генеральную уборку. Ах! Если бы можно было очистить дом огнем! Франсуаза, не понимавшая нас, говорила: «Но у нас же была генеральная уборка весной…» Вначале я сказала себе: надо привыкнуть к их присутствию. Это нормально, мы проиграли войну. Горе побежденным!.. Затем, мало-помалу, разговаривая с Камиллой, слушая радио Лондона и особенно видя, как наши родственники, наши соседи гнут перед ними спину, я начала испытывать чувство стыда. И вот сейчас, когда я думаю о том, что они сделали с Сарой, мне хочется взять в руки оружие и сражаться.
— Это занятие не для женщины.
— Это я уже слышала. Однако женщины уже не раз участвовали в сражениях.
— Я бы не хотел, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
В дверь постучали. Это была Франсуаза.
— Меня послала за вами тетя Альбертина.
Не дожидаясь ответа, она вышла из комнаты.
— Я должен идти. Передай от меня привет тетушкам. А сейчас оставь меня. Я должен запомнить ту информацию, что дал мне «Троица».
— Поцелуй меня и постарайся время от времени давать о себе знать.
Поцелуй вернул их в лето 1939 года, на террасу Монтийяка, когда вопрос «как бы нам сегодня развлечься?» был для них основным. В объятиях друг друга, погрузившись в свои воспоминания, они не слышали, как открылась дверь и вошел Франсуа Тавернье. Он улыбнулся, увидев обнимающихся друзей, и осторожно вышел.