Автобусная история - страница 4
Тем временем водитель тягача отцепляет трос и отчаливает, прихватив с собой четвёрку из Ратуши. Оправданный Автобус так и стоит в воротах; его поднимают на руки и всем двором тащат на прежнее место. Назад он идёт легче и с куда большей охотой.
Диковинные серые колёса, кстати, потом кто-то снял. Интересно, для чего их приспособили?
III
После первой неудачи Ратуша на время поутихла, но надежд не оставила. Пирата в тот раз поймать так и не удалось, - вот и решили, наверное, отыграться на нас. Нужно же показать, что Ратуша не потерпит бунтарей в среде общественного транспорта!
Раньше, в обычные дни, двор питался пережёванными слухами да ещё газетками, которые покупали в основном что-нибудь завернуть, но тем летом всё изменилось. Можно лишь удивляться, как быстро мы научились добывать и переваривать свежайшую информацию. В ход шли все возможности и связи; и хотя жизнь каждого и текла сама по себе, все мы ехали тогда в одном Автобусе.
Ещё за день до того, как бумага с новым планом легла на подпись и окончательное утверждение, весь двор знал там каждую запятую - через курьеров, сторожей и ещё кого-то. Должны были прийти три сварщика и попросту разрезать автобус, а полученные листы вынести обычным порядком. За одной из арок будет ждать грузовик; уже двумерный автобус сложат в кузов и увезут на переплавку.
План неплохой и весьма экономичный. Но наш ответ был всё-таки лучше.
Помочь вызвался Шайба - человек по-своему примечательный. Он мог бы стать снайпером, шпионом или диверсантом, пачками брать языков и в одиночку отстаивать покинутые редуты - но войну закончили без него, и все свои таланты он продул в орлянку и просидел на заброшенном кирпичном заводе, куда сбегал от "всеобщего среднего". Достаточно сказать, что играть на гитаре он так и не научился, хотя автобус уважал и нередко пил в нём пиво, развалившись на задних сидениях. Всякую помощь и содействие он отверг - от двора требовалось просто наблюдать за очередной отчаянной проказой.
В назначенный день, как и положено, пришли сварщики. День был будний, время рабочее, но двор всё равно ждал - отпросившийся, сбежавший, взявший, наконец, отпуск, заранее поевший, вытащивший к окнам кресла вечных затворников и приникший к парапетам на крышах.
Протянули провод, надели маски, повернули краники на аппаратах - и едва не выронили их на асфальт после дикого, исполинского матюка, зазвеневшего по всему двору многократным, перекатистым эхом. Всего одно слово, из затёртых, но мощных и ёмких, которым, если умеючи, можно стены ломать.
Дверца, где раньше был двигатель, вскрипнула и отвалилась. Из неё, словно из слухового окошка, выглядывал кто-то на редкость чумазый, с лохматыми всклокоченными волосами и шрамом на переносице.
- Что вам тут надо? Валите на... - и ещё одно интересное слово.
Детям уши не зажимали - было не до того. Все смотрели, стараясь не пропустить ни секунды.
- Вы... ты кто?
- Живу я здесь! А вы чего припёрлись, я не знаю. Поджарить меня хотите, да?
- Э... мы...
- Что "мы"? Ничего не посмотрели, не проверили - и сразу резать, да?
- Убийцы! - заорали из подъезда.
- По живому режут!
- Пропойцы! Ничего уже не смотрят, сразу...
- Недоделки!
- И плевать, что люди! А если ребёнок?
Спустя минуту весь двор кипит. Орут в подъездах, орут из окон, машут кулаками с крыш, кто-то выбирается вперёд, чтобы в случае чего быть поближе - но горе-сварщики уже и сами выключили аппараты, попрятали инвентарь и бегут прочь, на ходу сматывая шланг газоподачи. Шайба выбирается по пояс, сыплет им вслед всякими словами и, на прощание, когда они уже скрываются в арке и слышно фырканье отъезжающего грузовика, выдаёт двумя руками, балансируя, словно акробат, такой жест, что весь двор взрывается аплодисментами. Шайба счастлив, он становится на ноги и раскланивается во все четыре стороны.
Чего там - прям как в опере!
Шайба после этого случая полчил порядочно уважения даже от цивилизованных граждан. Вскоре он и сам изменился в лучшую сторону - стал пить хорошее пиво, почти перестал хулиганить, а ближе к осени поступил в Седьмое Училище.