Автостопом на север - страница 7

стр.

— Да, да, это самое… — отвечаю я, кивая и покрякивая под тяжестью мешка.

В таком случае, прошу тебя: возьми это юное существо под свое покровительство и доставь барышню благополучно в Альткирх.

…Да-а-а! Пожалуй, надо присесть. Сажусь на мешок Петера и говорю себе: «Густав, тревога! Не соглашайся! Ты же не… нет, нет. Поздно. Осел!»

— Ясное дело, дедушка, — слышу я свой собственный голос. — Мне это ничего не стоит. Мигом доставлю… Как место называется-то? Через час там будем… Можете быть уверены, я же настоящий испанец. — Это выражение опять от Крамса, он всегда так говорит, чтобы мы девчонок наших не дразнили. — Цыпленка этого я куда хотите переправлю…

Густав, Густав, ты принял необдуманное решение, поспешил, можно сказать. Как часто это с тобой случается! Может, это наследственность? Когда отец изредка скажет мне что-нибудь, то уж обязательно: «Спешишь, не подумав!» А мать добавляет: «Но это у него не от тебя, Альфред».

Что за черт! Я же сам себя гроблю!

Дед уже трясет мне руку, благодарит, Цыпленок тоже рассыпается в благодарностях, книксен даже делает сперва перед дедулей, а потом и мне. Беппо он щедро скребет под подбородком. Я тоже пробую — не дураком же мне тут стоять, — но маленький серый дьяволенок опять рычит, будто я показываю тридцать пять километров в час.

Вот дед уже махает нам — лучше б крепче руль держал! Пых-пых… и нет его: завернул за угол.

Медленно, очень медленно я прихожу в себя и глубоко-глубоко дышу, как перед восемнадцатым раундом.

— Я — Тереза, — пищит Цыпленок, подает мне руку и… снова делает книксен.

— Гуннар. — Еле-еле удержался, чтобы не склонить голову, а то бы по всем правилам получилось. — Проклятые комары! — говорю на всякий случай, скребу шею и мотаю головой. — Так, значит… гм… Тереза, говоришь. Но я тебя Цыпкой буду звать.

— Почему это? — спрашивает она. А я только теперь, глядя на нее, вижу, что это девчонка.

Большие глаза, кожа — будто сахарная. Что она пищит — это ничего не значит. Пепи у нас в классе самый высокий, а пищит куда выше. И волосы у Цыпленка тоже короче моих. Во всем остальном — брюки, свитер — разве тут угадаешь, что перед тобой какая-то Тереза или уж лучше Цыпка?

— Потому. Понимай как хочешь. Здорово, Цып. Гляди, чтоб тебя где-нибудь не придавили.

Обсмеешься ведь! Вся эта история подошла бы Длинному, чтобы он потом ее целый час рассказывал вместо анекдота. А Цыпка стоит и серьезно смотрит на меня.

— Укатил наш дед архимандрит. Чудной какой-то. Да и мотоцикл его и пес…

— Почему? По-моему, он хороший. Мы с ним так славно поговорили. Да и подвез нас. А Беппо просто прелесть!

Нет деда. Что мне с этой мелюзгой делать? И с какой это стати я должен разыгрывать из себя испанца? Джентльмена? Мне хватает хлопот с самим собой да и с мешком Петера. А тут еще этот «багажик» на мою голову! Может, поговорить с ней? Может, сама отчалит?

— Ну, так вот, Тереза… — Я уж ее по имени называю, так сказать, обращаюсь официально. Вдобавок я смотрю на нее своим неповторимым стальным взглядом и вытягиваю подбородок, как Мегрэ, далеко вперед. — Тереза, расскажи-ка, как ты сюда попала, здесь не безопасно. Шоссе — не дорожка в саду. Сколько тебе лет?.. А родители кто? Анекдота небось ни одного не знаешь?

Она отвечает сначала на последний вопрос:

— Анекдотов не знаю. Мне тринадцать лет, в восьмом учусь.

«Стоп! — говорит комиссар Мегрэ. — Меня не проведешь!»

— Ты же только что перешла в восьмой. Еще и дня в нем не училась. А табель у тебя какой? Средний балл…

Я испытующе смотрю на нее, прикидываю в уме: средний балл — четыре и две десятых…

— Четыре и четыре десятых, — отвечает она, поджав губы.

— Так что давай-ка пока останемся при седьмом. Ясно, щуренок?

Она послушно кивает, говорит, сколько лет родителям и где они работают. Драгоценный папочка, оказывается, директор школы. «Поаккуратней, многоуважаемый Густав, — зажигается красная лампочка в большом полушарии. — С учителями надо осторожней: они все друг друга знают».

А мамочка у ней — зубной врач.

Час от часу не легче! Язык уже нащупывает гнилой зуб. Еще в яслях надо было бы запломбировать. Но старик Мегрэ бесстрашен во всех случаях жизни, и перед диктантом по русскому, и у зубного врача… Нет, страхом я этого не назову, скорей брезгливостью. А наш Крамс, когда перед ним запоротое сочинение, говорит: