Айвангу - страница 14

стр.

А сам Музыкин расспрашивал Айвангу. Его интересовало все: сколько зверей за сезон убивает охотник, сколько раз и что едят за день в чукотской семье, много ли грамотных в селении и как старики относятся к новой жизни.

– Шаманы у вас еще остались?

– Куда же они денутся? – с едва скрытым удивлением ответил Айвангу.

– Неужели они так и живут? – в свою очередь, тоже удивился капитан.

Айвангу не совсем понимал Музыкина. Почему должен исчезнуть старый больной Хальхаеин, считавшийся еще несколько лет назад могущественнейшим шаманом, старуха Лонлянау или Кавье, могущий общаться с духами и обладающий, по его же собственным словам, сильнейшими заклинаниями, вымененными им у эскимосских шаманов за моржовые клыки? Куда они денутся с родной земли? Хальхаеин едва может ходить, Лонлянау забилась в свою ярангу и редко выходит на улицу, а Кавье даже стал коммунистом.

– Шаманить перестали, – уточнил свой ответ Айвангу.

На ночь Айвангу поместили в капитанской каюте на широком кожаном диване. Он долго не мог уснуть. За бортом громко журчала вода, что-то поскрипывало, как нарта на сугробах.

С палубы отчетливо и громко доносились редкие, но неожиданные звуки – то зазвенит колокол впередсмотрящего, заметившего большую льдину, то заскрежещет протянутый вдоль бортов рулевой трос или вдруг раздастся короткий гудок и многократно отразится от береговых скал.

Айвангу так и не сомкнул за ночь глаз. Непривычно было на скользкой коже, ему все время казалось, что он лежит на плавающей льдине. Да и мысли были такие, что не давали уснуть… Как встретят дома? Конечно, не обрадуются.

Ранним утром обогнули мыс Дежнева. В Беринговом проливе было ветрено и свежо. Вода посветлела, появилось много льдин. Справа на носу зелеными громадами распластались на воде острова Диомида. Стаи птиц летели на скалистые безлюдные берега.

Проплыли мимо спрятанного в камнях на крутом берегу эскимосского селения Нуукэн, и через полтора часа ходу открылся Тэпкэн.

С самого утра, едва успев попить густого корабельного чая, пахнущего машинным маслом, Айвангу попросил вынести его на мостик. Он первым увидел яранги и крикнул Музыкину:

– Тэпкэн!

– Вижу, – спокойно ответил капитан.

Айвангу искоса взглянул на него и подумал: «На самом деле, почему капитан должен радоваться при виде яранг Тэпкэна?» То ли дело он сам, Айвангу! У него было такое ощущение, будто он возвратился домой после дальней дороги. И внешне все было похоже – едет он не на вельботе, а на большой деревянной шхуне из селения, где нет яранг и люди ловят свое счастье не с Помощью гарпуна и ружья, а кто как может: один торгует в магазине, другой лечит, а третий учит грамоте детей.

Корабль развернулся носом к берегу и медленно, как бы ощупью, приблизился к прибойной черте.

– Сильный накат, – заметил капитан Музыкин. – Разгружаться будет трудно.

– Первый корабль разгрузят и в такую погоду, – уверенно сказал Айвангу.

Он напряженно всматривался в берег, где уже толпились встречающие. Они столкнули на воду вельбот и, работая веслами, направились к шхуне. Айвангу издали узнал Белова и не сдержался:

– Петр Яковлевич, видишь меня?

– Вижу! Вижу!

Сэйвытэгина среди встречающих не было. Сердце у Айвангу упало. Сразу стало неуютно, зябко.

Взобравшись на корабль, Белов успокоил парня:

– Отец твой на промысле. Моржа в проливе бьют. Послезавтра вернутся.

Белову еще нужно будет привыкать к такому виду Айвангу. Поэтому он смотрел как-то мимо, избегая прямого взгляда. Слова говорил коротко и быстро.

Айвангу с помощью Белова сошел на берег и стал коленями на гальку. Люди, которых он вспоминал в больнице, что-то говорили, размахивали руками, дружески улыбались.

– Понести тебя? – спросил Белов.

– Не надо. Сам пойду. Теперь буду так ходить.

Айвангу двинулся. Он шел на коленях по твердой, отшлифованной ледяными волнами гальке. Шаги получались короткие, будто ему связали ноги. «Надо завести короткий посох и твердые наколенники». Пот заливал спину, щекоча кожу.

Галька осталась позади, Айвангу ступил на тонкую, дернистую землю, покрытую густой зеленой травой. Это была новая трава, выросшая в этом году, блестящая, будто свежевыкрашенная, как корпус шхуны «Чукотка». Сзади шли люди. Очень много людей. Они молчали. Айвангу не оглядывался, но чувствовал множество глаз на своей спине, слышал дыхание толпы.