Айвазовский - страница 11

стр.

И город мой железно-серый,
Где ветер, дождь, и зыбь, и мгла,
С какой-то непонятной верой,
Она, как царство, приняла…[38] —

писал А. А. Блок. Так и душа художника постигала сурово-возвышенный, еще неясный, не разгаданный им лик града Петра.

Направляясь в Академию и проходя по мосту через Неву, он останавливался на набережной Васильевского острова, опирался о гранитные глыбы заграждений, смотрел на волнующуюся Неву. Как некогда Петр I в интерпретации А. С. Пушкина: «На берегу пустынных волн стоял он, дум великих полн»[39]. Пушкин и Айвазовский – современники, в 1833 году они не были знакомы, но уже через три года прославленный поэт будет восторгаться картинами молодого феодосийского художника. Тогда оставалось уже совсем немного времени до трагической гибели великого поэта. В 1833 году он находился в зените славы и творческого горения, именно в этом году написал знаменитую поэму «Медный всадник». Вероятно, Айвазовский во многом воспринимал Петербург как город своего выдающегося соотечественника – Александра Пушкина. В восприятии же младшего современника мариниста, поэта Серебряного века Александра Блока, Петербург – это «непостижимый», «действенный» город. Таким он должен был быть и для Ивана Айвазовского при первой встрече: неизвестным, непознанным и, несомненно, «действенным» – требовательно вторгающимся в жизнь своим обликом, своим пространством, тревожным дыханием северной природы, особым душевным складом жителей, всем своим духовным строем, что так сильно влияло на помыслы и стремления, поступки и судьбы.

Словно принимая вызов города и стихии, юноша все более ускорял шаг, укреплялся в сознании правильно сделанного выбора, в своей решимости покорить Санкт-Петербург, овладеть навыками и, подобно великим мастерам, стать профессиональным художником. Отступали робость и сомнения, неуверенность в своих силах и таланте, а оставалось все поглощающее стремление достойно служить Великому Искусству, но и осознание немалого бремени ответственности, легшего на его юношеские плечи.

Действительно, Айвазовский, которому была оказана особая честь самим императором России, отныне находился под пристальным вниманием и президента Академии, и императорского Двора. Об этом свидетельствует, например, «Донесение президента Академии художеств министру Двора о приезде И. К. Айвазовского в Петербург», составленное А. Н. Олениным 20 октября 1833 года:

«Вследствие предписания Вашего сиятельства от 22 июля 1833-го года имею честь донести, что определенный по высочайшему повелению в число пенсионеров императорской Академии художеств на счет Кабинета Его Величества, 13-летний сын армянина из Феодосии Иван Айвазовский явился в Академию 23 августа сего года.

Президент»[40].

Такое донесение было составлено, чтобы зачислить феодосийца в список казенных пенсионеров и для получения им права на жительство в Петербурге.

Прибыв к академическому зданию, Иван Айвазовский остановился перед величественными скульптурами. Вход в Академию художеств тогда, как и в наши дни, охраняли величественные монументальные скульптуры сфинксов, установленные здесь по повелению императора Николая I. На их постаментах высечена надпись, которую с трепетом прочитал Иван Айвазовский, как читают ее и в наши дни молодые художники, начинающие здесь свой путь в профессиональном постижении искусства: «Сфинксъ из древнихъ Фивъ въ Египте перевезенъ въ градъ Святого Петра въ 1832 годъ».

Так в 1833 году началось обучение И. К. Айвазовского в Императорской академии художеств «на счет Кабинета Его Императорского Величества». Под гулкие академические своды он вступил уже не как Ованес Гайвазовский, а как Иван Гайвазовский, позднее Айвазовский, приняв в студенческие годы то написание имени, которое сохранил на всю жизнь. Именно с этим новым именем всего через несколько лет он достигнет известности и почитания народа, а его полотна будут занимать центральные места на наиболее известных отечественных выставках и в зарубежных экспозициях. Но в 1833 году скромный ученик не мог и мечтать об этом, зато был безмерно счастлив учиться здесь.