Азартная игра - страница 21

– Вы очень хорошенькая, когда сердитесь.

Она фыркнула, а затем рассмеялась.

– Как я могу сердиться, когда вы говорите подобные вещи?

– Вы и не можете. Так было задумано.

– Хорошо, это сработало, но не изменит моего решения. Мне жаль, – тихо сказала она, – просто… У меня есть серьезные причины. Оставим это. Пожалуйста.

– Хорошо, – он сделал паузу, – пока оставим.

Санни издала преувеличенный стон, вновь вызвавший у него улыбку.

– Почему бы вам не попытаться вздремнуть? – предложил Ченс. – Вы, должно быть, устали, а впереди нас ждет долгий полет.

– Хорошая идея. К тому же, если я засну, вы не сможете изводить меня.

С этим ироничным ответом Санни откинула голову на спинку сиденья. Ченс потянулся за ее кресло и достал сложенное одеяло.

– Вот. Используйте это вместо подушки, чтобы не затекла шея.

– Благодарю.

Сняв наушники, Санни подложила одеяло под голову и поудобнее устроилась в кресле.

Ченс молчал, изредка поглядывая на нее, чтобы убедиться, что она и в самом деле заснула. Через пятнадцать минут ее дыхание стало ровным и глубоким. Он выждал еще несколько минут, а затем направил самолет чуть западнее, прямо на заходящее солнце.

– Санни – голос был едва слышен, но настойчив. Рука потрясла ее за плечо, – Санни, просыпайся.

Она зашевелилась, открывая глаза и потягиваясь, чтобы размять затекшие спину и плечи.

– Мы уже прибыли?

Ченс указал на наушники у нее на коленях, и она надела их.

– У нас проблема, – спокойно сказал он.

Ее желудок сжался, сердцебиение участилось. Никакие другие слова, подумала Санни, не вызывают такого страха, если находишься в самолете. Она глубоко вздохнула, стараясь сдержать волну паники.

– Что случилось? – голос звучал на удивление спокойно. Санни посмотрела вокруг, пытаясь обнаружить проблему на приборной доске, хотя не имела понятия, что означают все эти лампочки. Затем посмотрела в иллюминатор на неровный ландшафт внизу, окрашенный в угрюмые красные и черные цвета. Заходящее солнце отбрасывало тени на остроконечные скалы.

– Где мы?

– Юго-восточный Орегон.

Двигатель чихнул и захрипел. Она почувствовала, будто сердце в груди сделало то же. Как только Санни услышала неровное гудение самолета, то вспомнила, что двигатель хрипел время от времени, пока она спала. Подсознание отметило изменения, но не придало этому значения. Сейчас же все стало ясным.

– Думаю, это топливный насос, – ответил Ченс на ее первый вопрос.

Спокойно. Нужно сохранять спокойствие. Санни глубоко вздохнула, хотя ее легкие, казалось, уменьшились в размерах.

– Что будем делать?

Он мрачно усмехнулся:

– Искать место для посадки прежде, чем упадем.

– Уж лучше приземлиться, чем упасть, – она снова посмотрела в иллюминатор, изучая землю под ними. Зазубренные горные хребты, огромные валуны и сухие русла рек, разрезающие землю. И ничего больше. – Ох!

– Ага. Я ищу место для посадки последние полчаса.

Это плохо, совсем плохо. Если сравнивать хорошее и плохое, то второе явно перевешивало.

Двигатель снова заворчал, и весь самолет задрожал. Как и голос Санни.

– Ты передал по радио сигнал бедствия?

Снова эта мрачная улыбка.

– Мы посреди огромной зоны между навигационными маяками. Я пробовал пару раз установить связь, но никакого ответа.

Чаша весов склонилась еще больше.

– Я так и знала, – пробормотала она, – все сегодня шло к тому, что я разобьюсь, если сяду в самолет.

Несмотря на их положение, ее брюзжание вызвало у Ченса сдавленный смешок. Он протянул руку и мягко сжал ее шею. Прикосновение большой и теплой мужской ладони к чувствительной коже поразило Санни.

– Мы еще не разбились. И я, черт возьми, попытаюсь сделать все возможное, чтобы этого не произошло. Хотя посадка может быть жесткой.

Санни не привыкла к прикосновениям. Она научилась обходиться без физического контакта, чтобы держать людей на расстоянии. Хотя сейчас отчаянно нуждалась в этом естественном человеческом жесте. За один день Ченс Маккол прикасался к ней больше, чем все остальные за последние пять лет. Удовольствие почти отвлекло ее от бедственного положения. Почти. Она снова посмотрела на неутешительный вид внизу.

– Насколько жесткой должна быть посадка, чтобы называться крушением?