Азраиль. Спустись с Небес! Том 1 - страница 3

Старец открыл глаза — я слышал даже это — и вслух прочитал молитву, щелкнув пальцами.

Идеальные линии под ногами Высшего разгорелись. Сработали фокусираторы, запуская последовательность.

И вспышка света затопила все вокруг.

Вот и всё…

Когда свет опал, вокруг меня всё исчезло. Лишь тонкий луч света, который стал рассеиваться, открывая совсем другую картину, но…

Едва ли это похоже на смерть.

Своим распятием они дали мне силу. И сила эта будет применена против них.

— Вот и всё, — протянул с волнением вассал и глянул на покровителя. — Всё в порядке, Всевышний? Вы ведь… убили его?

Стена, на которой ровно сотню Земных лет был распят Азраиль, на данный момент была пустой. Совершенно.

Покачивающиеся цепи и четыре сотни стержней из алонского сплава, вбитые в её поверхность — всё, что видел перед глазами Баронк Громовержец.

— Испепелил до атомов, — подтвердил старик; свалившись на колено, он прокашлялся. — Эта страница закрыта, Баронк. С этого времени Азраиля не существует. Мы сотрём из памяти смертных его образ, а за счёт его камня восстановим твою планету.

Уничтожить столь могущественное существо было безумием даже для Богов. Пришлось пойти на многое, чтобы использовать Печать Бога Смерти — одну из сложнейших печатей Семи Небес.

Баронк кивнул, убирая клинок за пояс. Он сделал шаг к пустым цепям, что безжизненно покачивались у пустой стены, и самодовольно хмыкнул, крепко держа у груди камень Азраиля.

Этот артефакт способен восстановить уничтоженный Андаман. Он способен сделать невозможное возможным.

— Сдох-таки, Азра… — но не прошло и секунды, как его улыбка померкла, а глаза наполнились страхом. — Почему… почему печать все ещё не?..

Он не смог договорить — застыл на полуслове и внезапно замер.

Яркая вспышка вновь озарила помещение, ослепив всех присутствующих в нём. Перед глазами возникло истерзанное долгими мучениями лицо; безглазое и беззубое — такое, что даже не снится в страшнейших снах. Это было лицо Азраиля, что смотрел на него кровавыми пустотами вместо глаз, с той же ехидной улыбкой.

— Это… невозможно.

Кисть Азраиля, на которой оставалось лишь два пальца, за долю секунды пробила грудь обездвиженного вассала и сорвала камень с его шеи, унося его с собой в неизвестность.

— НЕТ! — взвыл Рафаил, метнувшись в сторону вспышки, но тут же подкосился и, свалившись, прокатился по поверхности пола.

Вспышка погасла — и теперь на месте, где должен был висеть Азраиль, вновь никого не стало. Баронк же… взревел от ярости.

…война только начинается.

Точнее, я возвращаюсь в самое начало — во времена, когда всё только зарождалось.

Вспышка погасла.

Кричать и радоваться уже сотню лет как не входило в мои привычки, но… место, в котором я находился, всё же сменилось другим. Схожим с прошлым, но… абсолютно другим.

Видит Бог, это не Преисподняя! Я не погиб.

Гравитация, скорость мысли, зрение и боль. Ощущения вернулись, взрывая мозг старой и сильно забытой информацией; а в глаза ударил свет. Но не тот, что исходит от Солнца, Лютры и так далее — а тот, что отражает работоспособность полностью здоровых глаз.

Я поморгал — поначалу сложно, но потом привыкаешь — и закатил глаза от наслаждения.

Иди ты к чёрту, Рафаил, мои глаза видят!

Прошлую сотню лет я обитал в одной и той же комнате — в одном и том же положении. И уже начал забывать о том, как выглядит мир за её стенами, но сейчас… передо мной появилось что-то совершенно не похожее на темницу Седьмого неба.

Кто говорил, что Боги не плачут — пусть все горят в Аду! Я заплакал и бровью не дёрнул. Пусть льются слёзы, копившиеся сотню лет. Пусть соль покалывает глаза, которые видят. Пусть руки, почему-то очень хилые, трясутся от эмоций. Пусть боль в голове доставляет дискомфорт, а капля крови на пульсирующем виске стекает к подбородку.

Я буду плакать столько, сколько захочу. Они слишком долго заставляли меня улыбаться через силу.

Пришло время поплакать.

Наревевшись вдоволь, я стёр с лица слёзы, смешавшиеся с кровью. Прислушался и огляделся. Судя по всему, сидел в подвале с пробитой головой. Вполне обычно для меня в прошлом — парнишки, что ощущал столь жуткое давление со стороны ублюдка-отца.