Баба Яга и ее внучки Ягобабочки - страница 10

стр.

И стоит перед Митей на полянке не Девушка-Ель, а самая настоящая девушка Алёнушка.

Стоит она, ладонью слёзы утирает, а Митя прийти в себя не может, дивится:

– Ой! Как это я тебя чуть не проглядел?

– Это я тебя, Митя, чуть-чуть не проглядела! Это я сама ещё дома, ещё раньше едва-едва не просмотрела тебя… – говорит Алёнушка.

– Но отчего ж ты плачешь сейчас? Всё по батюшке с матушкой горюешь? – спрашивает Митя.

А девушка Алёнушка отвечает:

– Да… И от этого… А ещё немножко – от счастья. От того счастья, что мы в горе-то этом, Митя, нашли с тобой друг друга. И слёзы у меня сейчас иные. Они, Митя, утешные, светлые!

И она наклонилась и хотела погладить зайчика, но он уж убежал…

Милые братцы


В одной крестьянской семье были старик отец, старуха мать, дочка Марфуша и братья-двойняшки Фома да Ерёма.

Имелось у этой семьи хозяйство – небольшое, но ухоженное. На пашенке славно урождалась рожь, в огородце выспевал всякий овощ, а во дворе стояли добрая коровушка да лошадка.

Ну а в общем-то держалось всё это хозяйство на старике отце. Держалось на нём, потому как в семействе своём он был заботником крепким.

Бывало, на деревне ещё петухи не кукарекали, а он уж в избе всех будит, каждому даёт строгий наказ – кому за что приниматься.

Да ведь иначе и нельзя было!

Дочка Марфуша со старухой матерью и так не упускали любого дела из рук, а вот Фома с Ерёмой нет-нет да на тёплых полатях и проспят. А ежели, случаем, сами и проснутся да ежели никто их не потревожит, то ещё целый час будут зевать да потягиваться.

Вот старик отец их и подгонял! Вот под его крепкой рукой они в хозяйстве-то всё же как надо и поворачивались.

Ну а раз поворачивались, то старик бранил их не очень, даже иногда перед незнающими людьми прихвастывал:

– Важнецкие у меня парни выросли!

Но вот захотелось старику со старухой проведать в одной деревне свою дальнюю родню, и отец Фоме да Ерёме сказал:

– Мы с матушкой ночевать нынче дома не будем. Вернёмся, может, завтра к обеду – так оставляю хозяйство на вас. Управляйтесь по дому, как положено. Да не забудьте, пока стоит вёдрая-ясная погода, привезти с лугов накошенное сено… Ну и, конечно, не обижайте Марфушу! Она, раскрасавица, у нас ещё молоденькая.

Сделал старик такое распоряжение, отправился со старухой по вечернему холодку пеша в путь, по дороге рассуждает:

– А ведь неплохо я придумал, что нашим двойняшкам, Фоме с Ерёмой, дал хоть маленько да поуправляться самим. Годы мои идут на убыль, и скоро придётся решать, кого поставить надо всем домом полным хозяином. И вот как я из гостей-то вернусь да как увижу, который из них постарался получше, так того своим заместником, в семье большаком, и назначу!

Старуха на ходу поддакивает:

– Верно, старик, верно! Или Фому назначишь, или Ерёму… Или Ерёму, а то, может, и Фому…

И с тем старик со старухой дошагали до нужной им деревеньки, остались там ночевать, а дома Фома да Ерёма повели дело на свой на собственный лад.

Перво-наперво они без отца-то проспали не только петушиную побудку, а и всю рассветную зарю. Начали шевелиться лишь оттого, что сестрёнка Марфуша постучала им снизу в полати кухонным ухватом:

– Да вставайте же, милые братцы, вставайте! Мне печь надо затапливать, щи, кашу варить, а дров колотых нету ни полешечка. Вы с вечера обещали, да не накололи, не принесли.

И тут Фома спускает с края полатей босые ноги, потягивается, зевает, смотрит сверху вниз на Марфушу да вдруг и говорит:

– По чьему такому приказу ты подняла шум? Кто тебе позволил меня будить?

– Никто, братец! Батюшки нынче нету, вот и позволила я себе сама. Батюшка оставил нас на хозяйство, а кому да как приказывать, он ведь не говорил.

А Фома уж совсем распыхтелся, Фома на Марфушу этаким генералом уставился:

– Батюшка не говорил, так я скажу! Он не говорил, так я прикажу! Я ведь тебя, Марфушки, старше, и, выходит, я и есть сегодня в доме главный над тобой и надо всем!

– А я кто? – мигом встрепенулся на полатях и братец Ерёма. – А я разве сбоку припёка? Я Марфушки настолько же старше, насколько и ты, Фома, и, значит, я главный тож! А может быть, тебя, Фома, даже чуточку главней!