Баба Яга в тылу врага - страница 8
Машки долго не было. Потом она появилась на дорожке уже одетая, бледная, с посеревшим лицом. Когда она успела одеться? – поразился он. Потом вгляделся в её лицо. Утренняя зябковатость и бессонница, превращающая загорелые лица в серые и измождённые, делали Машкино лицо одутловатым, обозначив мешки под глазами. Машка совсем не показалась ему красивой сейчас, и он почувствовал перед ней смутную вину за это.
Он встал, чтобы обнять её, но Машка отстранилась.
Она села на чемодан. Словно озябнув, обняла себя руками.
– Ты знаешь,.. – сказала она и замолчала.
– Что?
– Да не знаю я… То!.. – взорвалась она. – То ли мы просрали… его, то ли… не знаю!
Андрей молчал, стараясь придумать что-нибудь, но ничего не приходило ему в голову. Он потер рукой вялое заспанное лицо и взъерошил волосы.
– А может, это месячные?.. – наконец спросил он.
Машка медленно и криво усмехнулась.
– Думай, как тебе больше нравится.
Она встала и потянула за ручку чемодана.
– Хорош улов!.. – она посмотрела на простыни, валяющиеся у двери, и вдруг хрипло рассмеялась.
Андрея покоробило от её смеха.
– Что? – спросил он.
– Да ничё… Я подумала: хорошо, хоть труп прятать не надо…
Она засмеялась снова, и Андрею почему-то стало неприятно находиться рядом с ней.
Его взгляд упал на Машкины коленки, тёмные от загара, в свежих розоватых царапинах от камней. Коленки были знакомые, не то что Машкино новое, постаревшее лицо. Именно постаревшее, вдруг подумал он с каким-то мстительным чувством. И ему почему-то захотелось плакать.
Автобус трясло и заносило на резких поворотах дороги.
За окном мелькали выжженные поля, и давно уже не было видно ни гор, ни моря.
Маша заснула и проснулась от ощущения липкой, горячей влаги между ног. Она резко дернулась и проверила рукой шорты и сиденье под собой.
– Сколько времени? – спросила она.
Андрей неохотно вздернул руку и посмотрел на часы.
– Половина первого.
Машка поёрзала на сиденье и беспокойно оглянулась.
Солнце палило сквозь стекла автобуса. Большинство пассажиров спали.
– Ты чего? – спросил Андрей.
– Ничего.
– Машка?
– Да блин… Я щас протеку. А нам ещё полчаса ехать… Лучше бы с рожденья менопауза, – проворчала она.
– Думаешь, все-таки месячные? – с надеждой спросил он.
Машка наморщила лоб.
– Кто их разберёт, эти сгустки…
Андрей взял её руку и сжал.
– Ничего, если протечёшь, забежишь в туалет, я тебе шорты свои дам. Не ссы, лягуха, болото наше, – добавил он и улыбнулся.
И улыбнулся как-то так, что она поверила – все будет хорошо.
Однолётки
Спать их уложили в разных машинах.
Артём скрючился на сиденьях одной из фур: при свете дня он не успел её рассмотреть, но в свете горящих фар и вспыхивающих огоньков зажигалок она показалась ему красной.
Галка провела ночь в Камазе.
Артёма мучила бессонница, он возился и ворочался, и, как только за стеклами кабины забрезжил рассвет, сел на сидении и выглянул в окно.
Через запотевшее за ночь стекло Артем видел, как вскоре из кабины Камаза показался водитель. Он спрыгнул на землю и сладко потянулся. Галка вылезла следом, достала зеркальце и заново подвела размазавшиеся глаза.
Край неба едва розовел, но было почти светло. Фуры непроснувшимися чудовищами толпились на огромном асфальтированном пустыре. От самой проволочной сетки и до горизонта тянулись за забором молодые березовые посадки. Будто на месте давних гарей.
Галка засунула руки поглубже в карманы ветровки, оттянув её пузырем на животе, и зашагала между рядами фур. Голые ноги зябли на утреннем ветерке. Она дрожала и опасливо поглядывала на кабины фур, стремясь быстрее преодолеть расстояние до угла огромной стоянки, где виднелись забегаловка и туалет.
Когда она вернулась, отряхивая капли воды с влажных волос, Артём уже был внизу. Растерянно чесал затылок, моргал и щурился. Очки свои он случайно разбил ещё под Чебоксарами и без них почти всегда теперь выглядел растерянно.
– Ну как ты? – спросила она, подходя ближе.
– Ничего. А ты?
Она нервно улыбнулась и пожала плечами.
– Нормально. Он сказал, что может довезти нас до Омска. Поедем?
И она, и Артем невольно оглянулись на водителя, с фырканьем обливающегося из канистры. Его незагорелое тело белело в молочном утреннем свете.