Багровая земля - страница 30

стр.

Пяти– семилетние ребята спали – был тихий час. В спальню мы вошли на цыпочках. И разом раскрылись двадцать пар черных и карих глаз! Мальчики лежали тихо, некоторые по двое: с соседом не так страшно. Никто не вскочил, не побежал навстречу – порядок они уже знали.

Я подошел ближе. Ребята молчали. Но как они смотрели! Смотрели глазами столетних стариков, переживших потерю близких, видевших пепел родного очага, перенесших побои и издевательства. Глаза источали такую боль, что невольно сжимались кулаки. Довести детей до такого состояния! Нет такой казни, которую бы не заслуживали мерзавцы, искалечившие крохотные души!

Тринадцати– пятнадцатилетние подростки держались по-мужски сдержанно, говорили скупо.

Пятнадцатилетний Абдул Насер довольно прилично объяснялся по-русски. У него умное красивое лицо, он ухожен, аккуратен, хорошо владеет собой, говорит неспеша. Вот только руки выдают. Он все время ломает пальцы и словно что-то с них стряхивает.

– Мой отец Фаиз Мухаммад – мулла, – рассказал он. – Вернее, был им. Мы жили в кишлаке Фич. Ночью пришли душманы, стащили отца с постели и начали пытать: где старшие сыновья? Отец говорит: «Не знаю, где-то в Кабуле». «Врешь, свинья! Они офицеры и воюют против нас!» «Но я-то при чем? – недоумевал отец. – Они взрослые мужчины и сами выбрали свой путь. А я служу Аллаху!» «Сейчас мы тебе покажем Аллаха!» – закричали бандиты и начали его бить.

Он стонал, плакал, просил пощады. Мы с мамой тоже плакали и просили. Увидев нас, бандиты обрадовались: «Будешь вопить и не скажешь, как найти сыновей, убьем последнего щенка». Тогда отец замолчал, встал и вышел во двор. Там его и застрелили… Быстрее бы вырасти! – вдруг тонко закричал Абдул. – Быстрее бы получить автомат!

– А в лицо ты тех бандитов помнишь? – спросил я.

– Еще бы! Они из нашего кишлака. Я и братьям о них рассказал. Нас семеро, мы создадим свой отряд и перебьем их. А заодно – весь поганый бандитский род! – шипяще добавил он и так сверкнул глазами, что стало ясно – этот подросток мстить будет беспощадно.

Тринадцатилетний Нек Мухаммад родом из Герата. У него красноватые белки глаз и неправдоподобно огромные зрачки.

– Здесь я чуть больше года, – почти шепотом говорит он. – У отца бандиты отняли жизнь, а у меня – глаза.

– Как… как это случилось? – с трудом сглотнул я ставший вдруг плотным воздух.

– Отец работал в поле. Пришли душманы и потребовали деньги. Отец сказал, что денег у него нет, он бедный дехканин. Тогда его загнали в дом и открыли огонь из гранатомета. Я был в одной комнате с отцом. Как его насквозь прожгло – это последнее, что я четко видел.

– А как ты учишься? Как пишешь и читаешь?

– Ребята помогают, – впервые улыбнулся Нек. – Здесь мы – братишки и сестренки. Почти все сироты, – добавил он внезапно посуровевшим голосом.

– Маухаммад Азам, – назвал себя щуплый, какой-то взвинченный мальчик. – Я узбек из кишлака Чукур-Гузар. Мой отец – душман.

– Душман? – не поверил я.

– Мой отец – душман, – продолжал Мухаммад. – После смерти мамы он хотел забрать меня с собой, но бабушка не отдала, сказала, что я слабенький и в горах умру. «Не умрет! – кричал отец. – Я из него сделаю борца за веру!» Тогда бабушка велела, чтобы он приходил завтра, надо, мол, собрать ребенка. А сама отвела меня в соседний кишлак. Оттуда меня переправили в Кабул.

– Мухаммад, – осторожно спросил я, – а если встретишься с отцом, что будешь делать?

– Скажу, что он мне не отец! Я буду с ним воевать! – сорвался на фальцет Мухаммад.

Мальчики живут жаждой мести, считают дни, когда получат оружие, а девочки – они и есть девочки: Шарифа, Шахбиби, Митра, Макат. Им по двенадцать-тринадцать, а выглядят лет на восемь. Измученные старушечьи лица, потухшие глаза, опущенные плечи. Девочкам труднее.

Перед уходом я увидел в коридоре троих на редкость красивых мальчишек. Они что-то деловито обсуждали, но, заметив меня, вежливо поздоровались. Я погладил одного из них по голове. Мальчик вспыхнул и так горячо прижался к ладони, что мне стало неловко.

– Как тебя зовут? – спросил я.

– Муджиб Рахман.

– Откуда ты приехал?

– Я не приехал, меня привезли. И братьев тоже, – кивнул он на стоявших рядом. – А вообще мы из кишлака Займани. Наш отец – душман, – сузились глаза Муджиба.