Багровый молот - страница 31
Вольфганг Шлейм скривился, как от горькой микстуры:
— Все, что происходит за пределами Бамберга, пусть будет предметом забот тамошних правоведов и судей. Мудрость древних учит: a tuo lare incipe — начинай со своего дома.
Дополнив слова примирительным жестом руки, Шлейм откинулся на спинку кресла. Все идет хорошо: спор о второстепенных деталях, обсуждение цитат, мелкие, малозначительные имена. Нужно выцедить из этого разговора время и смысл, оставив только словесную пыль. А в конце — участливо развести руками: «Ваши доводы оказались неубедительными, господа».
Он еще раз обвел взглядом всех, кто сидел за столом. Боже правый, до чего уродливы эти люди… Странное дело — никто из них не принадлежит к бедноте, они образованны и имеют достаток, их лица не загрубели от скверной пищи, холодов и кожных болезней. Но почему он испытывает такое отвращение, когда смотрит на них? Косматая, неряшливая голова бургомистра, с которой при каждом движении сыплется белая перхоть. Расползшееся, жабье лицо Дитриха Фаульхаммера: толстогубый рот, вялые ноздри, глаза как червоточина в яблоке…
Провалитесь вы к черту. Все.
Спор между тем разгорался.
— Ссылки на «Молот ведьм» не должны противоречить здравому смыслу, — восклицал Альфред Юниус. — Ни одна из книг, за исключением разве что Святого Писания, не может считаться абсолютной истиной. Мы не должны игнорировать…
— Да будет вам известно, господин Юниус, — губы Дитриха Фаульхаммера снова пришли в движение, — что авторитет и особые полномочия докторов Шпренгера и Крамера были подтверждены буллой «Summis desiderantes affectibus»[49] папы Иннокентия VIII. А текст «Молота ведьм», о котором вы только что выразились весьма непочтительно, был одобрен факультетом богословия Кёльнского университета.
— Неправда, — с горячностью возразил Юниус. — Лишь четверо профессоров в Кёльне одобрили эту книгу. При этом впоследствии Крамер был уличен в обмане: в Тироле он подговорил уличную девку, чтобы та залезла в камин и вещала оттуда будто бы голосом дьявола. На основании слов этой девки Крамер выдвигал обвинения против ни в чем не повинных людей. Что же касается другого автора, Якоба Шпренгера, то репутация его была настолько дурной, что его коллеги по Кёльнскому университету отказались служить по нему заупокойную мессу.
— Никто из нас не может считать себя совершенным, — философски заметил Шлейм. — Взять хотя бы вас, господин Юниус. Многие отмечают вашу одаренность и широту ума. Но ведь и вы небезгрешны. Помнится, после вашего возвращения из Болоньи вы — вместе со своим приятелем Хансом Энгером — были задержаны ночной стражей у дверей публичного дома госпожи Граубах.
— Это было ошибкой с моей стороны, и я…
— В другой раз вы были приговорены к штрафу за участие в пьяной драке возле трактира «Генрих Святой», в которой нанесли удар шпагой одному из своих противников.
— Он оскорбительно высказался о смерти моего отца. Неужели вы думаете…
— Оставим это, — коротким жестом прервал его Шлейм. — Господа, мы потратили много времени, и, кажется, настало время подвести черту. Вы выступаете за то, чтобы изменить порядок рассмотрения дел о колдовстве. Однако ваши требования не могут быть удовлетворены. Чего вы хотите? Отменить конфискации, оставив тем самым неправедно добытые колдунами средства в распоряжении их наследников и возможных сообщников? Это глупость — ведь тем самым мы вырываем лишь верхушку сорняка, оставляя в земле корень, который со временем пустит новые всходы. Далее. Вы упомянули ряд дел, в которых, по вашему мнению, вина обвиняемых не доказана. Это неверное утверждение. Но даже если бы вы были правы, что это меняет? Отдельные ошибки, частные случаи. Древние говорили: abusus non tollit usum, злоупотребление не отменяет употребления. Сгнившая колонна не обрушит кровли, которая опирается на сотню колонн. Если бы мы хотели исключить вероятность появления судебных ошибок, нам пришлось бы отменить вообще любые суды.
— Вы ученый человек, господин Шлейм, — снова затряс седой головой Нойдекер, — и я восхищаюсь вашей образованностью. Но у меня не укладывается в голове: невинных людей раздевают, тычут их тело иглой, заставляют признаваться в том, чего они никогда не совершали и о чем не имеют понятия. Их избивают, сжигают им волосы, тисками дробят суставы. Их унижают, с ними обращаются как с животными. И вы считаете, что это оправданно?!