Багровый молот - страница 43

. Скажите, господин Хаан, многие ли из ваших знакомых могут похвастаться подобными связями? Кроме того, — каноник сделал выразительную паузу, — мои возможности существенно возрастут после того, как я получу титул князя-епископа.

— Что?!

— Именно то, что вы слышали. Мы с вами поможем друг другу, господин Хаан: вы получите назначение в Вену, а я займу нынешние покои его сиятельства и примерю рубиновый перстень.

— Власть Иоганна Георга незыблема.

— В настоящее время — да. Но любой правитель находится в руках своих приближенных. Это только на картинах мы видим императоров и королей, взглядом пронизывающих тьму, а мановением руки приводящих в движение огромные армии. На самом деле любой монарх — не более чем человек. Каждый его приказ выполняется с задержкой или не выполняется вовсе. Ему приходится иметь дело с нерасторопными слугами, которые бродят по галереям дворца в грязной одежде, зевая и почесывая в паху. С жестокими и тупыми судьями, которым проще отправить человека на казнь, чем хоть на минуту задуматься, виновен ли он. Ему приходится иметь дело с воровством чиновников и пьянством армейских офицеров, с неграмотностью приходских священников и воровством камергеров, с повсеместной грязью, тупостью, разложением. Пророк Моисей схватился бы за голову, если бы ему предложили не то что место эрцканцлера — бургомистра в маленьком городке с населением в пятьсот человек. Что остается делать правителю? Полагаться на доверенных людей, друзей, родственников, товарищей по университетской скамье. Вручать судьбы территорий в руки губернаторов. Налоги отдавать откупщикам. Финансы — итальянским и швабским банкирам. Раздавать титулы, полномочия, куски собственной власти — ради того, чтобы иметь возможность хоть как-то использовать ту власть, что у него останется. Так было со времен Карла Великого, так будет и впредь. Что в результате? Разве правитель не становится зависим от своих приближенных, от своих министров, от своих чиновников и генералов?

— Его сиятельство крайне популярен в Бамберге.

— Не имеет значения, — мягко возразил каноник. — Есть только властелин и его приближенные — люди, обладающие знатностью, деньгами или военным талантом. Все остальные — не более чем пейзаж, пастораль, скопление молчаливых фигур на заднем плане картины. Судьбою тысяч распоряжаются единицы. Герцоги и короли, штатгальтеры и курфюрсты зависят не от плебса, не от настроения подданных, не от распределения голосов на выборах в городской совет. Они зависят от тех, кого принято называть аристократией. От нас с вами, мой друг. Мы стоим за троном императоров и князей, мы вкладываем в их руки бумаги, которые им следует подписать, мы внушаем мысли, которые им надлежит озвучить. Именно мы дергаем рычаги, которые приводят в движение неповоротливую государственную машину.

Канцлер холодно усмехнулся.

— Вам не откажешь в умении излагать свои мысли, Франц. Но своей цели вы не достигнете. Власть Иоганна Георга крепка. У вас не больше шансов занять его место, чем у крота сдвинуть носом гранитную башню.

— Вы ошибаетесь, и я объясню вам, в чем состоит ваша ошибка. Макиавелли считал, что правитель должен быть подобен льву и лисе, сочетая в себе одновременно силу и хитрость, смелость и изворотливость. К сожалению, наш Иоганн Георг не обладает ни одним из указанных качеств. Он не умеет отступать назад, не умеет двигаться ни вправо, ни влево. Словно кабан, он или топчется на одном месте, или несется вперед, сметая на пути друзей и врагов, не умея вовремя остановиться. Кончится тем, что его клыки увязнут в древесной коре, и он уже не сможет вытащить их. Кроме того, князь-епископ слишком жаден до золота и слишком жесток. Между тем еще Цицерон говорил, что в делах государства ничто жестокое не бывает полезным. Его сиятельство расшатывает свою власть собственными руками. Кровь, которую он выпаривает из людей на колдовских кострах, забрызгала его теплую мантию. Золото, которым он так любит питаться, однажды разорвет ему пищевод.

Хаан стоял, заложив руки за спину, молча глядя на раскинувшийся внизу город. Серые крепостные башни с острыми колпаками, зубья стены, из-за которых время от времени выглядывали шлемы и копья дозорных, флаги, рвущиеся на холодном ветру.