Багрянец - страница 30
Кэт осторожно опустилась в мягкое кресло, стоявшее в маленькой гостиной, выходившей прямо на улицу. Она действовала так осторожно, будто пришла к пациенту в больницу, и, чтобы наладить беседу, согласилась, когда Мэтт предложил напитки. Однако кружка прибыла не сразу, и при внимательном изучении в растворимом кофе не оказалось молока, зато обнаружилось несколько ложек сахара. Кэтрин тем временем попросила чай с молоком без сахара.
Через дверь между гостиной и кухней она смотрела, как хозяин дома готовит напитки, рассыпая сахар трясущимися, неловкими руками. Должно быть, мучительные мысли сурово остругали душу внутри этой изможденной оболочки. Кэт сама страдала от депрессии и тревожного расстройства и позволила себе предположить то же самое у Мэтта: она слишком хорошо знала, что такое упадок сил и переутомление, когда простые движения требуют болезненных усилий.
Вскоре ее взгляд встретил пару тусклых и утомленных глаз, таких тяжелых, что, казалось, глазницы с трудом их удерживали. Свет во взгляде Мэтта погас, раздавленный той же силой, что душила разум за этими глазами. Постаревшее лицо казалось пустым – внимание его владельца было направлено то ли за пределы комнаты, то ли внутрь собственной головы. Когда Мэтт сел, его колени и руки продолжали жестоко трястись, будто от Паркинсона; пальцы успокоились, только пока хозяин дома скручивал сигарету.
– Все еще летаете? – спросила Кэт.
– Бросил. Больше не хочется… – Его лицо при этих словах передернуло так, что глаз чуть не закрылся.
– Но, надеюсь, вы все так же делаете прекрасную мебель? – продолжала Кэтрин радостным голосом. – Я до сих пор вспоминаю тот стол, сделанный вами из рябины, – было бы дома место, с руками бы оторвала!
Мэтт попытался улыбнуться, что далось ему с очень большим трудом. Кэт не знала, стоит ли спрашивать про сына – возможно, причина нынешнего состояния ее собеседника лежала в семейных разногласиях. В первом интервью Мэтт Халл если и распространялся про личную жизнь, то почти исключительно – про сына. Но Кэтрин не смогла придумать, что еще сказать, и, когда нервы не выдержали, спросила:
– Как поживает ваш сын?
– Колин? Хорошо, да, – при упоминании ребенка Мэтт немного успокоился. – Здорово играет в регби – собирается представлять наше графство перед Колтс. Еще очень любит ходить под парусом.
– Здорово! Должно быть, вам друг с другом интересно.
– Я здесь только ради мальчика. – Он снова начал трястись. – Он с мамой в Брикбере – хочу быть как можно ближе.
Мысли стремительно улетучивались из головы Кэт, и она поерзала, чтобы встряхнуться и сосредоточиться. Увидев это, Мэтт добавил:
– Не могу больше говорить об этом. Во всяком случае, так, как мы говорили, – подняв печальный взор от сигареты, он пояснил: – Пещеры. Стараюсь не думать о них, хотя, честно сказать, не очень получается. Однако надо забыть, хотя бы попробовать. Уже четыре года прошло. Самое главное для меня – Колин.
– Конечно, – но, если говорить о пещере он не собирался, Кэт не имела понятия, почему Мэтт согласился на ее просьбу о продолжении первого интервью. Она делала репортаж о второй выставке в музее Эксетера с находками из второй фазы раскопок. Почти весь он состоял из фотографий, но в журнале оставалось место для нескольких комментариев. Хватило бы телефонного разговора с человеком, открывшим пещеру, – теперь Мэтт Халл был в лучшем случае примечанием в ее истории, и его имя упоминалось редко. Но, когда Кэтрин позвонила, он настоял, чтобы они встретились у него дома.
– Хочу только сказать: жалко, что я их нашел.
Кэт напряглась. Ее неловкость росла параллельно тому, как остывал отвратительный кофе в руке.
– Ваши слова очень удивляют меня, Мэтт, – с трудом подобрала она ответ, готовясь к рассказу о том, как находка принесла ему сплошные горести.
– Пару лет назад я и сам не поверил бы своим словам.
– Что же изменилось? Скажите.
– Можно не записывать?
– Как скажете. Мне нужна была только пара слов от очевидца тех лет – чтобы продемонстрировать, как много пещера сделала для региона и его экономики за два года. Должна признать, деревня так стремительно изменилась, что я немного растерянна, – теперь ее не узнать.