Бахмутский шлях - страница 10

Я отрицательно покачал головой.

— Что-то стрелять перестали…

Во второй половине дня мы собрались у дома Горшковых. Митька предложил сыграть в перья, потряс на ладони десятком «лисичек», «86», «рондо», но никто не согласился: было не до этого. Он положил перья обратно в карман, проговорив:

— Испугались.

— Чего там испугались, — возразил я. — Кругом такое, а он — свое…

— Кто б говорил! — запел Митька протяжно. — Да ты и в мирное время боялся играть.

— Не боялся, а просто не люблю эту игру.

— Не люблю, — передразнил Митька, и на этом спор закончился.

Разговор у нас перекинулся на войну. Начали фантазировать, как быстрее разбить немцев, как оно будет, если они придут в поселок.

— Как будет? — хмуро проговорил Митька. — Придет, ляжет на кровать и скажет: «А ну, Васька, ким зи сюда…»

— А что такое «ким»?

— Ну — иди.

— Не «ким», а «ком».

— Не все равно? — огрызнулся Митька и продолжал: — «Давай, скажет, Васька, чеши мне пятки, пока я не усну». И будешь чесать.

Васька, веснушчатый, робкий мальчик, недоверчиво кивнул.

— Ну да! — Затем, помолчав, собрался с мыслями: — А я ему палкой по пяткам как дам!

— Дашь, когда он с винтовкой!

Васька ничего не ответил.

— Что ж они, как помещики раньше, что ли? Пятки им чесать! — возразил я Митьке.

— А ты что думаешь?

— Они фашисты! — убежденно сказал я. — И чуть что — сразу убивают.

— Вот так сказанул! А фашисты что тебе, не буржуи?

— Буржуи… Буржуи, но…

Васька не дал мне договорить. Он вдруг закричал:

— Смотрите! — и показал рукой в сторону кирпичного завода.

На гору к заводу со стороны станции выскочило несколько всадников. Они неуверенно потоптались у заводских ворот и, разделившись на две группы, разъехались: одни быстро шмыгнули в ворота, а другие галопом помчались вниз, в поселок. Вскоре на горе показались еще всадники.

Пока мы смотрели на гору, через двор промчался один из них в круглой каске и зеленой одежде.

— Немец!

— Откуда? Еще наши не отступали.

— Они, может другой дорогой…

Ближе к нам, на перекресток, выскочило трое всадников. Осадив лошадей, они заговорили не по-русски.

— Ну? Немцы!

— Да нет, — не соглашался я. — Мы ж немецкий учили. Хоть одно слово понятно? Нет. Может, это наши, грузины. Они тоже с усами.

Один всадник, увидев нас, подъехал, замахал рукой, что-то спрашивая. Мы ничего не понимали, но сразу почувствовали, что это не наши, затихли, робко прижались к стене.

Нас выручил сигнал. Где-то далеко заиграл горнист, и там же, в сторону станции, взвились одна за другой три ракеты.

Чужеземец пришпорил коня, ускакал.

В Андреевку вступили оккупанты.

Первыми в Андреевку пришли итальянцы. Они разбрелись по поселку, и с утра до вечера во всех концах шла такая стрельба, будто здесь остановился фронт: это итальянская кавалерия охотилась на кур. Солдаты рыскали по огородам, садам, заглядывали в сараи, держа винтовки наперевес, и казалось, совсем не замечали жителей — хозяев этих садов, сараев, кур.

Я целый день сидел дома и никуда не выходил: мама строго-настрого приказала запереть двери и быть в комнате. Мне очень хотелось выйти на улицу и посмотреть, что там делается, и я бы давно уже нарушил материнский запрет, если бы она не была так больна.

Иногда я подходил к окну, протирал вспотевшее стекло и прилипал к нему носом. Мама просила меня:

— Петя, отойди: там война…

— Да какая там война, — возражал я. — Кругом ни души.

— А стреляют?

— Где-то далеко, итальянцы кур бьют…

Не успел я договорить, как в дверь громко и настойчиво застучали чем-то твердым и тяжелым, словно палками.

— Ой, боже мой, пришли… — встрепенулась мама, приподнимаясь.

— Я не открою, — сказал я.

— Нет, лучше открыть, а то сломают дверь… Иди, открой… Что же это будет?..

Мамин испуг передался и мне. Словно во сне, я вышел в коридор и откинул крючок.

Три итальянца в серо-зеленой одежде, громко разговаривая между собой, ввалились в дверь.

— Мама больная… Мама больная… — стал говорить я так громко, будто передо мной были глухие: почему-то думалось, что чем громче, тем понятнее будет этим чужим солдатам.

Но они, не переставая болтать одновременно все трое, прошли мимо, не обратив на меня никакого внимания, будто меня здесь совсем не было. Я этому очень поразился: они не слышат и не видят! Как же так? Может, это совсем и не люди? Я закричал еще громче: