— Ну, что ж, — говорю я себе, — пора на вахту!
Возле двери задерживаюсь самую малость, ровным счётом столько, сколько надо, чтобы плотно прикрыть её за собой.
Дождь льёт изо всех сил. Сердитая река кажется мне сейчас такой чужой. Но самое страшное — молнии: ни за что не узнаешь, куда они метят.
Шагаю к реке медленно, не торопясь, как шёл бы отец.
Только вот лодка никак не хочет меня слушаться. Я сталкиваю её в воду, а она лезет обратно. „Не бойся, — уговариваю я её. — Чего боишься? Ведь не каждая молния метит в лодку!“
Не успел я немного отплыть от берега, как грянул гром. Я даже зажмурился. Мне показалось, что все стоящие на берегу горы, скалы, деревья рухнули в реку и сейчас опрокинут лодку. Но, открыв глаза, я всё же сказал себе: „Будьте уверены, обойдётся без слёз. Отец этому не учил“.
Лодка моя медленно, но упорно приближалась к первому бакену. Нелегко, конечно, было, но всё же я зажёг фонарь. А вот и второй бакен. Третий — почти у самого противоположного берега.
На четвёртый бакен я потратил целый коробок спичек. Только-только успел зажечь пятый, как внезапно ударила огромная волна. Потеряв равновесие, я упал, больно ударившись о борт лодки. Только успел подумать: „Кто же теперь зажжёт шестой? Самый нижний?..“
Что было потом, я не знаю. Помню только, что когда я очнулся, надо мною стоял отец. Увидев, что я открыл глаза, он неожиданно наклонился и поцеловал меня в лоб.
Тут он проявил слабость, — ведь у нас, мужчин, это не принято. Но я простил его. Быть может, иногда можно и поцеловать сына. В десять лет один раз.