Балаустион - страница 3

— Не кипятись, старина Менапий! В этом-то твой отпрыск прав — за годы, проведенные в Спарте, я действительно подзабыл и привычки в одежде, и манеру следить за собой, свойственные афинянам. Но в Спарте (чуть не сказал — у нас в Спарте) длинные волосы — это знак достоинства и заслуг воина, за прической тщательно следят и полководцы, и цари….

— Воистину, так и было в старые времена, — согласно покивал лысоватой головой Менапий. — Да только сейчас какие воинские заслуги, у нас, эллинов, Леонтиск? Кто нам даст проявить свою доблесть? И-эх!

С досадой махнув рукой, старый кузнец добавил уже тише:

— Эти македошки с римлянами совсем уже на шею сели, чтоб их чума заела….

Леонтиск сразу посерьезнел.

— Кстати, старина Менапий, я к тебе не просто поболтать, а по делу. По делу важному, клянусь Меднодомной Афиной. И для чужих ушей не предназначенному….

Леонтиск покосился на группу подмастерьев, работавших неподалеку у горна. Конечно, вряд ли кто-то из них был фискалом архонта или кого-либо из городских стратегов, но все же, все же… Мерзкая роль, предложенная ему отцом (заговорщиком!), потрясла молодого воина, и сейчас он был подозрителен, как никогда.

В знак понимания кузнец слегка кивнул, прикрыв веками глаза.

— Пройдем за мной, — произнес он и торопливой, семенящей походкой поспешил к лестнице, ведшей на второй этаж. Леонтиск не смог сдержать улыбки. «Ему б еще хромоту, нашему доброму оружейнику — и был бы вылитый Гефест, каким его описал Гомер!» — с теплотой подумал он, поднимаясь за кузнецом наверх, в жилые помещения.

— Сюда, — Менапий подождал, пока Леонтиск, наклонившись, пройдет в комнату и затворил за ним тяжелую, добротную дверь. Они оказались в оружейной. Стены помещения были увешаны самыми разнообразными образцами холодного оружия и круглыми, превосходной работы, бронзовыми щитами.

— Здесь можно говорить спокойно, — Менапий встал у выходящего на улицу окна и сложив ручищи на груди, выжидающе посмотрел на молодого воина. — Стены в два локтя толщиной. Сам строил.

Леонтиск на мгновенье замешкался. Его охватили сомнения — имел ли он право вовлекать в начавшуюся очень опасную, как он предполагал, игру совершенно посторонних людей?

— Леонтиск, прошу тебя, говори, — глядя ему прямо в глаза, потребовал кузнец. — Полагаю, случилось нечто серьезное, если тебе потребовалась помощь кузнеца Менапия. Проси о чем угодно, и это будет выполнено — я не забыл, чем обязана тебе наша семья!

Леонтиск поморщился.

— Я оказался в щекотливой ситуации, старина кузнец, и действительно нуждаюсь в помощи. Но не думай, что я явился напомнить тебе о неком долге, или что-то в этом роде. Ничего ты мне не должен, клянусь Меднодомной Афиной!

Кузнец протестующе выставил ладонь:

— Ты пришел к друзьям, Леонтиск, сын Никистрата. В чем твои затруднения?

Леонтиск почесал нос.

— Мне нужно быстро и тайно отправить послание в Лакедемон. О чем идет в нем речь и почему я не могу воспользоваться услугами людей отца, тебе, клянусь богами, лучше не знать, добрый Менапий.

Кузнец закивал головой, подтверждая, что не собирается совать нос не в свое дело.

— Нет ли у тебя на примете достойного, верного человека, — продолжал молодой воин, справившись с сомнениями, — который мог бы взяться за это дело? Одно условие — он должен сесть в седло сегодня же, и чем быстрее, тем лучше.

— Великая Мать! И всего-то? — фыркнул кузнец. — Дай-ка покумекать….

После недолгого молчания он решительно мотнул круглой головой.

— Да, чего, собственно, долго раздумывать — отправлю Каллика, своего старшего, и дело с концом! Возьмет чалого со двора, да сивку на смену — и к завтрашнему утру будет в Коринфе, к обеду следующего дня — в Спарте! Письмо у тебя с собой?

— Н-нет… — юноша не стал распространяться, при каких обстоятельствах ему пришлось покинуть дом отца. — Я хочу отправить скиталу, тайное послание. У тебя найдется, добрый Менапий, кусок пергамента, стилос и чернила?

Старик издал губами дребезжащий звук и направился к двери.

— Сейчас тебе все принесут. А я пойду предупрежу сына. Через час он отправится в путь, это тебя устроит, любезный юноша?