Балканы. Красный рассвет - страница 14

То, что задача, стоявшая перед Гейдрихом, выглядела невыполнимой, и при этом провал грозил ему тем, что хуже самой смерти, заставляло его изощренный ум метаться в поисках выхода от одного варианта решения к другому. Первой потерпела крах идея найти Отто Штрассера и возложить на него, непричастного к преступлениям и самого просоветского наци, ответственность за руководство партией и Рейхом. Агенты Гейдриха просто не смогли разыскать этого человека, чтобы вступить с ним в переговоры. Его не было ни в Швейцарии, ни в Швеции, ни в Португалии, ни где-нибудь еще, куда дотягивались щупальца немецкой военной разведки. Потом Гейдрих узнал, что год назад Шелленберг по приказу Гитлера уже затевал грандиозное заграничное предприятие по поиску уцелевших братьев Штрассеров, чтобы убить их там, где они будут находиться. Та операция закончилась провалом, и в этот раз будет примерно то же. Агенты никого не найдут, но при этом понесут потери, от контрразведок тех стран, в которых им придется действовать.

Кроме того, выяснилось, что искать Отто Штрассера бесполезно. Этот человек не имеет в Германии хоть сколь-нибудь значимого количества сторонников и не в состоянии возглавить Рейх. Во-первых – потому, что по уровню харизмы ему далеко до Гитлера. Во-вторых – из-за того, что вариант идейного синтеза большевизма и нацизма оказался мертворожденным уродцем, ибо две содержащиеся в нем идеи взаимно аннигилируют друг друга. Недаром же сторонники его Черного Фронта в итоге разбежались по противоположным флангам: кто в КПГ, а кто и в НСДАП. Большевизм немыслим без интернационализма, а национальная идея – без капитализма. Ведь классический немецкий национал-социализм – всего лишь крайняя форма евросоциализма, требующего, чтобы национальная буржуазия делилась со своими рабочими сверхприбылями, образующимися при эксплуатации колоний. Одним словом, маневр со Штрассером не обманет русских, но при этом существенно ослабит Рейх, ибо этому человеку, не выражающему ничьих интересов, откажутся подчиняться и низы и верхи.

А в остальном, на первый взгляд, все хорошо. Взамен сгоревших на восточном фронте панцеров строятся новые, улучшенной модификации с удлиненными пушками и увеличенной толщиной брони. Правда, при этом категорически не хватает броневой стали, ибо железная руда из норвежского Нарвика и никель из Киркинеса не поступают уже несколько месяцев. Не хватает и вторичного металла, ведь поля сражений, где погибли все четыре танковые группы, остались на русской стороне линии фронта и теперь броня германских танков плавится в уральских мартенах, что усиливает русских и ослабляет Германию. Металл для переплавки в Рейхе собирают где только можно, выгребают запасы Франции, других покоренных стран, а также прямо на стапелях разделывают недостроенные французские линкоры. Но худшее для Рейха заключается не в нехватке металла, и не в том, что модернизированные панцеры, получив возможность бороться против русских Т-34 и (с трудом) против КВ, ничего не смогут сделать с боевыми монстрами из будущего. Проектирование тяжелого самоходного орудия на базе панцера Т-IV и 128-мм зенитного орудия находится в самом начале и сталкивается с неодолимыми трудностями. Самоходка получается настолько тяжелой, тихоходной и неповоротливой, что ее перспективное применение в боевых условиях становится проблематичным. Хуже всего то, что большая часть опытных экипажей с довоенной выучкой, – что в люфтваффе, что в панцерваффе, – к настоящему моменту уже погибла или находится в плену. В ходе Смоленского сражения попали в котлы и были полностью уничтожены практически все дивизии подвижных соединений довоенного формирования, вермахт понес невосполнимую утрату не только в опытных танковых и авиационных экипажах, но и в панцергенадерах, офицерах и солдатах довоенной подготовкой. Солдаты и офицеры, что стояли на острие удара на Московском направлении, составляли золотой фонд германских вооруженных сил, и теперь их просто не существует. После понесенных потерь кадровый состав Панцерваффе необходимо создавать заново, и никто не знает, сколько это займет времени: до лета или, быть может, еще больше.