Банда слепых и трое на костылях[истерический антидетектив] - страница 3
— Никотинова, здание банка на Черняховского знаешь?
— Нет.
— Ничего, найдешь. Пятая станция Большого фонтана, на седьмом троллейбусе доедешь — рядом скверик такой, жидкий. Рубль возьмешь у завхоза. Там идет реконструкция. Посмотришь, с рабочими побеседуешь — и чтобы вечером репортаж на полполосы был. Свободны.
— Ты нашу газету хоть раз целиком читал? — спросила я у Впальтохина, когда мы вышли из кабинета.
— Я что, такой дурак? Это же комиксы для ветеранов!
К одиннадцати в коридоре столпились секретари, фотографы, корректоры и корреспонденты с чашками и сигаретами. Все, как один — милейшие люди, за исключением руководства. И почему начальство так редко бывает милейшим? Исключения попадаются.
— Лена, пройдите ко мне в кабинет — позвал начальник отдела культуры, замечательнейший во всех смыслах Роман Петрович. Я прошла. — Извините, что я поучаю, но исключительно на правах более опытного коллеги. Меня в свое время тоже учили, за что я тем людям пожизненно благодарен. Вы задумывались о том, кто читает нашу газету?
— Честно говоря, мне даже представить этого человека трудно. Сейчас вообще никто не читает газет, тем более, таких, как наша.
— Почти верно. Нашу газету читают пенсионеры по старой советской привычке. В отличие от современного человека, они доверяют каждому печатному слову, в чем и специфика издания. Для них это целый ритуал. Выходит такой Семен Ибрагимович в парк, тщательно выбирает скамейку, садится, медленно надевает очки, разворачивает свежий номер и, не спеша, останавливаясь на каждой строчке, поглощает все — от корки до корки. И тут что–то цепляет его наивное сознание. Он перечитывает дважды, трижды и обращается к сидящей неподалеку Искре Михайловне, коленки которой прикрыты свежим выпуском, к примеру, «Известий». «Вы слышали — говорит он, — завтра ожидается землетрясение». Искра Михайловна делится страшной новостью с родственниками, соседями по коммуне, весть обрастает подробностями — так рождаются слухи. К вечеру на Дерибасовской выстраивается палаточный городок. Горожане выносят все самое ценное и с ужасом ждут катастрофы. Катастрофы не происходит. И знаете, что будет позже? Сотни престарелых активистов, забросив домашнее хозяйство, отправятся капать на мозги чиновнику. Чиновник, а деваться ему некуда, штурмует редакцию. А редактор, недолго соображая, указывает на рядового, каким являетесь вы, репортера. На вас и посыпятся все палки. Кому вы сможете доказать, что употребили слово «землетрясение» или какое–либо другое, в качестве метафоры, исключительно ради украшения текста? Поэтому умные люди с незапамятных времен пользуются штампами.
Публицистика не терпит художественности. Художественность подразумевает двусмысленность. Я вас умоляю, ради собственной же безопасности, пишите просто и однозначно. Это вам мой добрый совет.
— Спасибо — сказала я, преисполненная понимания и благодарности.
— Всего хорошего.
Наконец, я вошла в отдел. Сардина Валентиновна Ильина ошпарила меня строгим взором.
— Никотинова, где ты бродишь? Могу я знать на правах начальницы? Бери тряпку и мой подоконник. Впальтохин уже полы драит. Ко мне на интервью придет настоятельница монастыря матушка Серафима, а вы грязюку здесь развели. И стол приведи в порядок — там жуть, что творится! Бумаги в стопочку, цветы полей, все, как положено. И откуда вы только взялись на мою голову? Мне за ваше воспитание гонорар не платят. Мало того, что работаете плохо, да еще засранцы — один краше другого!
— Они просто творческие люди, — вступилась Оксана, наша с Впальтохиным ангел–хранительница. Оба — писатели. Романы пишут. Вы «Висячие сады в Воронцовском переулке» читали? В свежем номере — Никотинова написала — красота!
— Не читала еще. У меня времени нет. Завтра еще на дачу — огород пропалывать. Ты, Оксана, слишком для них добрая. Если бы тебя начальницей отдела назначили, даже не сомневаюсь — всю работу бы за них сама делала.
Эй! Никотинова! Чего это ты чайник разогреваешь? Сколько можно этот чай дуть? Я просто не понимаю, как в вас столько жидкости помещается? Иди работай!
Мрачный Впальтохин молча выжимал тряпку. Я покорно принялась поливать кактусы.