Банкет в честь Тиллотсона - страница 7

– Это было много-много лет назад, но теперь, когда я вспоминаю былые времена, у меня возникает такое ощущение, что все это случилось вчера или позавчера. Удивительное дело: порой один день кажется вечностью, а проходят годы – но для тебя они промелькнули, как несколько часов. Я как сейчас вижу старика Хейдона, который мечется по своей мастерской. Я его вижу гораздо отчетливей, чем вас, мистер Споуд. У памяти зрение не слабеет. Впрочем, мне кажется, что я стал гораздо лучше видеть. Скоро я опять смогу смотреть на эти самые лодыжки…

Старик надреснуто засмеялся – как старый дребезжащий звонок, подумал Споуд. Звонок, который хрипло надрывается в старинном доме, в комнате прислуги.

– И очень скоро, – продолжал мистер Тиллотсон, – я опять начну писать. Ах, мистер Споуд, мне на удивление везет, я верю в свое счастье, я верую в него. Ведь, если разобраться, что такое счастье? Всего-навсего другое обозначение понятия Провидение, несмотря на «Происхождение видов» и все такое прочее. Тысячу раз прав был Поэт-лауреат, когда сказал, что в честном сомнении гораздо больше веры, чем… одним словом… как бы вам сказать… Я рассматриваю вас, мистер Споуд, как посланца Провидения. Ваше появление стало поворотным пунктом в моей жизни, ознаменовало собой начало новой эры. Знаете, что я сделаю, когда мое материальное положение поправится? Заведу себе ежа.

– Заведете себе ежа, мистер Тиллотсон?

– Да, чтобы избавиться от тараканов. Еж – лучшее средство от этих насекомых. Он будет пожирать их, пока его не стошнит, пока он не объестся и не лопнет. Это, кстати сказать, напомнило мне одну мою шутку: мой бедный учитель Хейдон готовил эскиз фресок для нового здания парламента[37], и я предложил ему изобразить короля Иоанна, который умирает, объевшись устрицами[38]. Я сказал тогда, что это важнейшее событие в истории английской демократии, классический пример вмешательства Провидения, устранившего тирана.

Мистер Тиллотсон снова рассмеялся – маленький колокольчик в доме, где больше никто не живет: рука призрака дергает шнур в гостиной, и на тихое дребезжание звонка спешит лакейфантом.

– Я до сих пор помню его смех – раскатистый, величественный, заразительный. Но его эскиз отвергли, и это стало для него чудовищным потрясением, роковым ударом, первой и главной причиной его самоубийства.

Мистер Тиллотсон замолчал. Воцарилась долгая тишина. Споуд, сам не зная почему, почувствовал вдруг неизъяснимую симпатию к своему собеседнику, такому дряхлому и хрупкому телом, стоявшему одной ногой в могиле, но душой бодрому, полному жизни. Ему вдруг стало стыдно за себя, он застеснялся своей молодости и бойкости. Он ощутил себя мальчишкой, пугающим птиц трещоткой. Он и впрямь слишком много трещал, размахивал руками, тратил время и энергию на какую-то полную чушь, а что касается птиц, которых он отпугивал, не давал им свить гнездо в его душе, так то были удивительные создания с огромными широкими крыльями – прекрасные мысли, чувства, убеждения, что посещают людей, познавших высокую прелесть жизни покойной и уединенной. Он же любыми способами отпугивал этих благостных посланцев. Внутренний мир старика с его ежами и честными сомнениями напоминал Споуду чудесную тихую полянку, куда охотно слетались прекрасные стаи непуганых белокрылых существ. Ему вдруг стало мучительно стыдно. А может быть, попробовать изменить свою жизнь, пока не поздно? Хорошо бы уверовать – только возможно ли это, не бредовая ли это затея?

– Ежа достать несложно, – сказал он. – Они наверняка есть сейчас в продаже у Уитли.

Перед самым уходом Споуд сделал открытие, которое весьма его огорчило. Выяснилось, что у Тиллотсона не было выходного костюма. Времени оставалось слишком мало, чтобы можно было успеть что-то сшить, да, кроме того, был ли смысл в таких больших расходах?

– Нам придется у кого-то одолжить костюм, мистер Тиллотсон, – сказал он. – Жаль, что я об этом не подумал раньше.

– Одолжить костюм? – переспросил мистер Тиллотсон, заметно приуныв от огорчительной новости. – Господи, какой кошмар!

Споуд умчался держать совет с лордом Баджери, который на удивление быстро сообразил, что надлежит предпринять. «Позовите-ка ко мне Борхема!» – приказал он лакею, явившемуся на его звонок.