Бартоломе де Лас-Касас защитник индейцев - страница 11
— Не шуми, приятель! — вдруг раздался у двери хриплый голос итальянца. — Потерпи немного, и тебя выпустят!
— Что случилось? — закричал Мигель. — Позовите сейчас же дона Гайала или Камачо! Эй, откройте, слышите?
— Ха-ха-ха! Знатные идальго сеньоры Гайала и Камачо приказали низко кланяться тебе и благодарить за твоего мула и твою кошку!>[18]
Мигель схватился за пояс. Кошелька не было…
— Ах ты, негодяй! Ты ответишь мне, разбойник!
— Потише, парень! Скажи спасибо, что тебя не раздели!
Мигелю была невыносима мысль, что его так легко провели. Он стал лихорадочно искать выхода из каморки. Окно! Правда, оно забито досками, но надо попытаться отодрать их шпагой. Доски были старые, и вскоре Мигель с трудом вылез из окна.
Шайка мошенников уже выехала со двора. Замешкались только двое: долговязый итальянец и одноглазый Карнехо. Они привязывали какую-то кладь к спине мула.
Мигель подбежал к ним:
— Вы бесчестные воры, разбойники и бродяги! Где мой мул? Отдайте мне его сейчас же!
Итальянец с угрожающим видом подошел к Мигелю:
— Ну, ты, щенок… Не очень-то разоряйся! — и он поднял на него бич.
Мигель мгновенно выхватил шпагу и плашмя ударил итальянца по руке. Тот взревел:
— Клянусь дьяволом, я проучу тебя, отродье! — и камнем рассек Мигелю голову. Одноглазый повалил Мигеля на землю. Шпага со звоном покатилась по камням.
— Вот за это мы с тебя сдерем твой наряд, проклятый мальчишка! — И пока один разбойник связывал Мигелю руки и ноги веревкой, второй стащил с него суконный плащ и камзол.
Мигель сопротивлялся как безумный, но безуспешно! Лицо его заливала кровь из раны, нанесенной итальянцем.
…Мигель не помнит, долго ли он пролежал на камнях двора, но почувствовал, что стало сильно припекать солнце. Он с трудом сел. Нестерпимо болела голова. Хотелось пить. Мигель попытался освободить руки. Ему это удалось. Разбойники спешили и завязали веревку не очень старательно. Развязав веревки на ногах, он добрался до колодца и с жадностью выпил из ведра холодной воды. Затем смыл кровь с лица. Голову кое-как обвязал платком. Нашел неподалеку свою шпагу. Теперь можно в путь! Но как далеко он сможет уйти? Без мула, без денег, полураздетый… Хорош студент Саламанкского университета!
Но делать было нечего. Мигель вышел из ворот и побрел по каменистой дороге…
— Ну вот, сеньоры, теперь вы знаете, как я был наказан за свое легковерие и очутился в столь плачевном виде перед воротами этой венты! — закончил свой рассказ Мигель.
— Какое ужасное происшествие! — сказал Бартоломе. — Ведь они чуть не убили вас!..
— Они не хотели убивать меня, — ответил Мигель, — но…
— А вы еще мечтали о встрече с разбойниками, — укоризненно заметил лисенсиат Бартоломе и Леону. — Поблагодарим бога за то, что все кончилось так благополучно, и отправимся спать! Ведь утром нам предстоит снова двинуться в далекий путь!
Здравствуй, Саламанка!
Какой же город достоин сравнения с нашим городом?.. Если ты, покинув его, переедешь в другой, то вспомнишь о нем, а приехав сюда, забудешь тот город, где жил прежде.
Либаний
Через несколько дней карета с гербом Лас-Касасов ранним утром въехала на старинный каменный мост через полноводный Тормес. Этот мост в двадцать шесть пролетов был построен еще при римлянах.
Саламанка, увенчанная славой старейшего в Европе университета, где молодым людям предстояло провести несколько лет, приветливо открывала свои ворота.
Бартоломе неожиданно разбудил дремавшего, по обыкновению, лисенсиата:
— Дорогой сеньор! Вы не откажете нам в нашей просьбе?
Сонный дон Маркос удивленно посмотрел на юношу.
— Мы хотим, — и Бартоломе переглянулся с Леоном и Мигелем, — мы хотим въехать в Саламанку, как подобает мужчинам, а не детям! Разрешите нам выйти из кареты и сесть верхом на лошадей!
Лисенсиат улыбнулся. Какие они еще мальчики…
— Ну разумеется! Пусть слуги перейдут в карету.
И вот трое друзей, едва сдерживая шаг отдохнувших за ночь лошадей, поехали по улицам города, который скоро станет им второй родиной. Лисенсиат так много и подробно рассказывал им о Саламанке, что они узнавали, как старых знакомых, и улицы, и дома.