Башня. Истории с затонувшей земли - страница 20

— Впрочем, господин Хофман, я разделяю многие идеи вашего манифеста. Я подумаю о вашем предложении.

— Гонорар…

Арбогаст улыбнулся;

— Ах, видите ли, господин Хофман, деньги уже давно не щекочут мне нервы. Другое дело — участие в неплохой затее… Кстати, вы, может, слышали, что я увлекаюсь собиранием книг? И что, среди прочего, меня интересует Бир-Браун-Кюммель{60}, счастливым обладателем коего являетесь вы? Как я случайно узнал от вашего зятя, живущего в Итальянском доме. Давайте оба подумаем. Я вас увижу вечером в «Сивиллином дворе»? …Жаль. — Арбогаст поднялся, одернул на себе пунцовый жилет: в это время из горизонтального циферблата настольных часов — за лесом остро отточенных карандашей — выскочила танцовщица, Дюймовочка из слоновой кости, и начала кружиться под звуки вальса.

Маскарад! Вестибюль ресторана «Сивиллин двор» был украшен гирляндами со свисающим серпантином и елочными лампочками; над оконными нишами, для поднятия настроения, развесили пестрые мигающие фонарики; натянутый под потолком транспарант возвещал; «Войди в май танцуя!» Мено предъявил приглашение, вынул из рюкзака свой старый халат зоолога и микроскоп, прошел к гардеробу, где Красная Шапочка повесила его шляпу между двумя «борсалино»{61} Эшшлораков{62}. Карлфрида Зиннер-Прист, придворная дама эпохи саксонского барокко, стояла рядом с Альбертом Саломоном (Август Сильный){63} возле телефонных будок «Сивиллиного двора», открывающихся специальным ключом, который можно получить на рецепции, предварительно вписав свое имя в учетную книгу, — и, похоже, возбужденно болтала с группой авторов; Мено узнал среди них Люрера (к несчастью, тоже наряженного Августом Сильным) и Старгорского (в костюме горца: тот в знак приветствия приподнял руку). Главный зал ресторана был залит иссиня-пурпурным светом, который извергался специальными прожекторами для дискотек и рудными прожилками струился по стенам. Альбин Эшшлорак{64}, в костюме ночного дозорного, сидел с потерянным видом (на соседнем стуле его атрибуты — фонарь и рожок) у покрытого белой скатертью стола и издали махнул рукой Мено.

— Ну, Человек-с-микроскопом, что нового в сфере искусства? — с меланхоличным видом воскликнул он; Мено ответил уклончиво, но подчеркнуто дружелюбно.

— Нынешней ночью здесь может стать жарко, — Альбин Эшшлорак пододвинул Мено вазу с шоколадными палочками, но сам так активно продолжал ими лакомиться, что Мено, просто из вежливости, тоже взял один трехгранный батончик, разорвал упаковку с фирменным знаком «Арджента» и бросил ее в вазу.

Облаченные в белое официанты, которых «Сивиллин двор», испытывавший, как и многие другие предприятия, нехватку кадров, похоже, одолжил на этот вечер у Арбогаста (за буфетной стойкой у двери госпожа Альке пока просматривала какую-то верстку), разносили по столам кувшины. Альбин попросил наполнить два бокала красным пенящимся соком:

— Ревень, — сказал он так, будто его лицо еще не решило, принять ли одобрительное или негодующее выражение. — Напитки из Восточного Рима определенно нуждаются в инвентаризации.

«Сивиллин двор» едва ли сам озаботился раздобыванием напитков, он не располагал необходимым для таких празднеств контингентом; напитки были, скорее всего, мичуринской продукцией{65} или любительским вкладом научных сотрудников института — как, например, этот пунш, приготовленный в лабораториях Арбогаста на Грюнляйте. <…>

Мальтакус просто повесил себе через плечо «Байретту»{66} и явился как фотограф, Шальплагтен-Трюпель — как «сливовый трубочист»{67}, со стремянкой и в цилиндре; госпожа Цшунке — с редисками, привязанными к сережкам, госпожа Кнаббе — в медицинском халате, со взваленным на спину гигaнтским коренным зубом; рядом с ней — госпожа Теерваген и супруги Хоних которые явно себя особо не утруждали (Бабетт — в пионерской блузке и синем кепи, на кивок Мено она ответила дурацким пионерским салютом; Педро Хоних — в борцовском кимоно и с медалями на груди). За ними — адвокат Йоффе, остроумно вырядившийся бюрократом, и госпожа Арбогаст, весело с ним болтающая; фиолетовые волосы баронессы при здешнем освещении отливали металлическим блеском; бросался в глаза контраст между замшево-коричневым лицом и шкурой далматина, которую она — скорее ради декоративного эффекта, нежели чтобы не мерзнуть, — набросила себе на плечи. Вслед за ней шествовали все обитатели дома «Под мартышкой», предводительствуемые смешливой вдовой Фибиг в роли Бабы-яги, под руку с господином Рихтером-Мейнхольдом, одетым в желто-красное, как и публикуемые им ландкарты.