Басня о неразумной волчице - страница 11
Все трое - волк, человек и конь - кубарем полетели в овраг.
Волк первым обрёл чувства, выбрался из-под коня и всадника и, жалобно скуля, потрусил прочь на трёх лапах.
В него никто не целился. Охота была забыта.
Франц, Клаус и их пятеро приятелей стояли над обрывом, дружно обнажив головы, и печально взирали на валявшегося ничком господина, придавленного поперёк конём.
Во втором ряду, заламывая руки, причитал Людвиг Баварский:
- Что я Марии скажу?!
- Что я скажу императору? - мрачно вторил канцлер Зигмунд.
- Что вы стоите?! - растолкал их Фридрих - и застыл.
- Мужайтесь, Ваше величество, - замогильным голосом произнёс Франц. - Знайте, мы скорбим вместе с вами...
- Может, он ещё жив, дурень!
- В таком случае страшно предположить его состояние, - сохранял молитвенную позу Людвиг.
Фридрих махнул на них рукой и съехал на седалище по склону.
Тем временем его наследник шевельнулся, упёрся локтями - и выполз из-под живого ещё бремени. Он пошатнулся раз, другой, обвёл овраг глазами - и собрался зарезать лошадь, но не нашёл ножа. Оружие вылетело куда-то в кусты во время короткой борьбы с волком.
Он отдышался, сжал виски и запрокинул голову. И узрел над собой толпу.
- Ну что вы встали, как бараны?! Вы на что здесь существуете?! По миру пущу, болваны, чтоб вам пусто было! Убейте коня кто-нибудь! Где моё оружие?!
- Сынок! - возопил Фридрих. - Живой! - и полез обниматься, пятнаясь весенней грязью.
- Чудо, - изрёк Франц и осенил себя крестным знаменем, уронив шапку в грязь.
Кайзер поднял сына на руки и, невзирая на протесты, понёс из леса вон, попутно отгоняя бесполезных слуг и подданных, на удивление возвращавшемуся с убитым оленем Иоганну.
- У кого-то первое слово - "мама", - философствовал Клаус, подбирая Максимилианов лук, - у кого-то "папа", у кого-то "дай". А у кого-то "Где вас носит, козлы?!"...
Остальные ловчие согласились, что жизнь порою непредсказуема.
Замок Саарбрюккен встретил охотников печальными хлопотами: Её высочество Бланка сломала руку.
Тем не менее придворный врач оказался свободен и немедленно осмотрел Максимилиана. Дело обошлось синяками и ссадинами, и не было смысла откладывать отъезд дольше, чем на пару дней.
В тот же вечер освежёванный олень украсил пышный стол, и оба семейства отпраздновали хорошее самочувствие младшего Габсбурга и сестры герцога.
Фридрих порадовался за обоих, но, когда пришло время собираться, совершил нечто невероятное.
- Ты теперь сможешь командовать войском сам. Я останусь здесь ещё на неделю-другую.
- Но... Ваше величество...
- Не хочу отнимать твои лавры освободителя прекрасной дамы.
- Ах да, - кивнул сын. - Ведь ваша прекрасная дама - здесь.
- Это не просто дама - это друг. С которым можно обсуждать дела и сплетни и оказывать друг другу услуги, не требуя ничего взамен.
- Две ваших услуги я уже видел.
- Молчание тебе больше к лицу.
- Увы, мне недоставало собеседников.
- Не надо лгать. Я всегда был рядом, но вы, Ваше высочество, предпочитали слушать маменьку. О том, что нет предела моей скупости, о том, что я захлопываю дверь ногой, о том, что собираю за мышами. Мне показалось, в последние годы мы стали дружны. Но ваши слова сейчас заставляют меня сомневаться. Так лучше я пойду к тем, кто мне рад.
- К плодам прелюбодеяния?
- Нет, почему? Меж нашими владениями простираются роскошнейшие леса, достаточно выбрать одно дерево и обойти трижды...
- Но это... не по-христиански. Я не узнаю вас.
- Помнится, мать учила вас верить, как подсказывает сердце... Вы что-то раздражительны сегодня. Если вам досаждает головная боль, то поберегите себя, оставайтесь, а войско поручите... скажем, Людвигу.
- Выступаем немедленно! - бросил принц оруженосцу и хлопнул дверью.
Войско Священной Римской империи отбыло из Саарбрюккен-шлоссе следующим же утром.
Герцог, его семейство, двор, а также Фридрих с небольшою свитой наблюдали с крепостной стены.
Ульрика обнимала за плечи Бланку. Бланка держала здоровой рукой младенца и роняла хрустальные слёзы на его кружевной чепчик.