Батурино – гнездо родное - страница 4
История России ХХ–ого века прошла перед глазами Олега Васильевича, делая его участником событий. Русско-японская война 1904 – 1905 годов. Первая, неудавшаяся революция 1905 года. Первая мировая война. Падение Царской власти. Гражданская война. Построение в России, переименованной в Советский Союз, социализма – нового социального строя, замешанного на безбожии-богоборчестве.
Большевики преследовали дворян – носителей аристократической культуры. Расстреливали, отправляли в заключение в лагеря. По всей стране создавалась государственная карательная система, известная как ГУЛАГ… Вот и Олегу Васильевичу пришлось испить чашу страданий. Он пробыл в заключении в общей сложности 27 страшных лет. Остался жив. Начал он свою «одиссею», попав на Соловки, в Соловецкий лагерь особого назначения, сокращенно – «СЛОН»… Раньше на Соловецких островах находился мужской монастырь. И не случайно, а сознательно-богоборчески коммунисты-властители обратили его в место страданий, место смерти тысяч людей… Олег Васильевич отбывал свой срок заключения вместе с русским священством, дворянами, купцами, крестьянами. Все сословия России пребывали здесь, в Соловецком плену…Олегу Васильевичу запомнился один из заключенных – Дмитрий Сергеевич Лихачев. Он – будущий известный деятель русской культуры. Он тоже выжил, пройдя этот ад…
В 1988-ом году я заочно учился в Московском Литературном институте имени А.М.Горького. По стране уже шла «перестройка», начатая Генеральным секретарем ЦК КПСС Михаилом Сергеевичем Горбачевым, кипели человеческие страсти. В Москве тогда было основано культурно-просветительское общество «Мемориал». Оно ратовало за восстановление исторической правды. Мы, студенты-заочники из Новосибирска, приходили на заседания «Мемориала». Я помню выступления деятелей культуры – Юрия Карякина, Олеся Адамовича, академика Андрея Сахарова. Они звали к восстановлению исторической справедливости, зажигали своими словами мою неискушенную душу.
Я в те годы только-только начал искать путь к вере, не был ни верующим, ни воцерковленным. Но искренне любил свою родину – Россию и желал своей стране блага.
Мы с однокурсниками по институту создали в нашем родном городе Новосибирске – Новониколаевске отделение общества «Мемориал». И уже, как действительные члены, приехали в Москву на заседание центрального и региональных отделений общества.
Как сейчас помню – большой зал, множество знаменитых людей: поэты Андрей Вознесенский и Евгений Евтушенко, супруга известного деятеля компартии Николая Бухарина, расстрелянного по приговору советского суда, Ларина-Бухарина, сидевшая в Особом лагерном пункте на станции Ложок, это Новосибирская область, правозащитница Лариса Богораз, человек, организовавший восстание заключенных в одном из северных лагерей, по фамилии Красноштан…
Я сижу в зале, слушаю захватывающие выступления. И вдруг слышу, что слово предоставляется писателю Олегу Васильевичу Волкову. На трибуну поднимается высокорослый, седобородый человек, одетый в элегантный костюм серого цвета и, волнуясь, слегка покашливая, начинает откровенно рассказывать о тех страданиях, которые переживали народы России при правлении большевиков. Он на минуту прервался, осмотрел зал, слушавший его выступление с затаенным дыханием, и продолжил свою речь:
– Вот, здесь в основном обвиняют в политических преступлениях Иосифа Сталина. Да, его вина безусловно огромна. А другие деятели? Начались репрессии не со Сталина, а …с Ленина. С Владимира Ильича. Это он, он – организатор «красного террора», идейный вдохновитель уничтожения дворян, купцов, промышленников, крестьян-кулаков, священников, как классовых врагов пролетариата…
В то время, а шел 1988-ой год, это было резким и откровенным свидетельством, крепко сказано. Иосифа Виссарионовича Сталина разрешалось критиковать и обличать, разоблачать его деяния. А Ленин, чья мумия лежала в Мавзолее на Красной площади, являлся культовым образом, иконою. «Самый человечный человек», вождь и учитель, был вне критики.
Я смотрел на ведущего собрание. Он, слушая слова Олега Васильевича, наливался краснотой. Грозно посмотрев в сторону выступающего, он прошипел: