"Батюшкин грех" и другие рассказы - страница 12

стр.

Видя, как искренне радуется священник, краевед, отнесшийся изначально к визиту батюшки скептически и с опаской, хмыкнул удивленно и сказал:

— Счас. Погоди.

Это «счас» длилось минут десять, спустя которые перед опешившим отцом Павлом уже лежали несколько пожелтевших, наклеенных на картон фотографий его собственного приходского храма, где под снимками ясно читалось: «1912 год». Было среди фотографий и изображение небольшой беседки с крестом вверху, рядом с которой стояли несколько офицеров и светских дам. На немой батюшкин вопрос: «Это что, наш источник?» — краевед утвердительно кивнул и, видя сомнения в глазах священника, еще раз сказал: «Счас».

Сил для нового удивления у отца Павла уже практически не осталось, и когда перед ним появилась подшивка «Клировых ведомостей» начала прошлого века и метрическая книга его родного прихода тех же времен, он смог произнести лишь банальное: «Ух ты!». Из документов выходило, что дед Федор был прав во всем, даже в том, что по благословению архиерейскому воду из этой криницы действительно в Санкт-Петербург отсылали.

Отец Павел тут же засобирался в епархию. Да вот беда, краевед на уговоры священника съездить вместе с этими находками к владыке наотрез отказался, а копии сделать не разрешал. Пришлось прибегать к главному аргументу. Батюшка заверил местного историка и хранителя фактов и артефактов, что данное историческое открытие будет обязательно обнародовано с указанием имени первооткрывателя во всех СМИ и даже интернете. Данное заявление подействовало неотразимо. В областной центр батюшка и краевед, с документально-историческими сокровищами, поехали вместе.

Пришел черед удивляться правящему архиерею. Правда, удивление владыки сочеталось с сугубым прагматизмом административно-пастырского характера. Изначально он поинтересовался: отслужил ли отец Павел благодарственный молебен после столь грандиозного открытия. Объяснения насчет того, что не было времени, так как сразу в епархию поехал, владыка воспринял скептически и объяснил настоятелю, что Бога благодарить надобно за всякую милость, пусть даже самую незначительную и одного «спаси Господи» вкупе со «спасибо» никак не достаточно.

Пока в домовом епархиальном храме батюшка с архиерейским келейником служили молебен, владыка поил краеведа чаем с вареньем и пирогом. Местный архивариус и хранитель артефактов был настолько поражен необычностью обстановки и уважительным отношением к его персоне, что внутренне уже согласился предположить, что Бог все же существует. Это предположение начало переходить в уверенность, когда архиерей легко разобрался в предоставленной карте и без проблем стал бегло читать записи в метрической и приходской книгах, которые сам краевед с трудом разбирал и расшифровывал.

Перед возвратившимся с молебна священником в архиерейской приемной предстала удивительная картина: во всю длину и ширину стола, за которым обычно собирался епархиальный совет, были расстелены две карты, архивная и современная; над ними склонились две головы, горячо доказывающие друг другу свое видение данной местности в ракурсе только что совершенных исторических открытий. Причем данные головы называли друг друга на «ты» и позволяли себе горячо спорить и давать определения типа: «Ничего ты не понимаешь». Если бы не разные одеяния и прически, отцу Павлу трудно было бы и определить, кому доложить о выполненном послушании.

Архиерей поднял голову и жестом пригласил батюшку присоединиться к окончательному разрешению архивных справедливостей. Оказывается, что на источнике действительно была часовня, к которой когда-то шел и стар и млад. Это неоспоримо доказывалось документами и свидетельствами. Вот только не на Пасху собирались там священники и верующие, а в Лазареву субботу, потому что сохранила история предание, что воскресила та удивительная родниковая вода единственного сына матери-вдовы, когда везли его на телеге уже на кладбище… Вырос тот сын и, испросив благословения у тогдашнего епископа, поставил на месте криницы часовню, освященную в честь святого и праведного Лазаря.