Байки под хмельком - страница 12

Куда же мне теперь? — спросил Шоммер руководителя, когда тот высунул нос из своей резиденции.

— Да хоть на свою историческую родину — в Германию, — ответил начальник, ехидно улыбаясь.

— Моя историческая родина здесь, в России. — попробовал оспорить свои национальные права Петр Фридрихович.

— Россия для Ивановых и Сидоровых, а для Шоммеров — Германия. Желаю удачи! — уже сердито сказал директор и захлопнул дверь кабинета.

Шоммер решил не сдаваться: съездил в районное управление и пожаловался на директора. Ответственный работник, то ли кореец, то ли китаец по национальности лишь руками развел:

— Шоммер, ты водку пил во время работы?

— Пил.

— Из кабины выпал?

— Выпал.

— Урон домашнему хозяйству бабке Матрены нанес?

— Нанес.

— Ну и что же ты тогда хочешь?

— Справедливости…

— Шоммер, ты с ума сошел.

И тогда Шоммер поехал в областной центр. Требовать справедливости. Но и в городе разговор был как две капли воды похож на тот, что состоялся в районе. И тогда Петр Фридрихович понял, что куда-либо жаловаться бесполезно. Обидно ему стало, что почти тридцать лет ишачил на совхоз, а когда случилась единственная ошибка, выкинули его из хозяйства как щенка. Разве другие не пили за рулем? Разве их не ловили? Разве не устраивали дебошей по всей деревне с ружейными выстрелами и пьяными криками? Почему вдруг всем все с рук сходило, а его, Шоммера, сразу под статью подвели. Злость и ярость разыгралась в сердце Шоммера. И решил он отомстить директору совхоза.

Рожь убирать закончили, подошло время кукурузы. Распихав по карманам несколько десятков крупных болтов и гаек, отправился немец на кукурузное поле. Несколько часов подвешивал железки на кукурузные стебли. А утром как полководец с холма наблюдал, как на поле выезжают комбайны, выстаиваются в линию. А ещё через час все до одного стояли, словно пораженные снарядами. Всех постигла одна и та же беда — ни с того ни с сего сломалось мотовило.

И следующую ночь не спал партизан Шоммер, развешивая на могучих стеблях новые «подарки». И опять как вкопанные стояли комбайны посреди кукурузного поля. А на третью ночь обиженного диверсанта поймали. Сковали наручниками, отвезли в район. Начальник отделения милиции, белорус, жалостливо посмотрел на Шоммера и сказал:

— Вроде бы Германия нам войну пока не объявляла. Что с тобой Шоммер?

И Шоммер вытирая скупые слезы рассказал начальнику все как на духу.

— Все равно Петр Фридрихович, судить тебя будут, — еле видно улыбнулся милицейский начальник.

И в самом деле — Шоммера судили. Впаяли год условно. С настоятельным требованием — восстановить на прежней работе, чтоб жизнь медом не казалась. Правда, против такого требования в совхозе никто не возражал. Старого директора, поляка по национальности, который уволил Шоммера, посадили за растрату казенного имущества. А новый, хохол, в хороших комбайнерах ох как нуждался…

1999 г.

Сдав летнюю сессию, группа студентов-филологов решила оттянуться на природе. Водочки попить, рыбки половить, покупаться, позагорать. Да и занятия любовью не на последнем месте в этом списке стояли. Словом, собрали мальчики и девочки рюкзаки, взяли напрокат палатки и ранним утром заняли несколько сидений в электричке. Через несколько часов вышли на пустынной платформе, в нескольких километрах от которой протекала великая река с двух сторон окруженная сосновым бором.

Горланя песни, студиозы минули небольшую деревеньку, обошли стороной пасеку, над которой роем кружились пчелы и, наконец, спустились к реке. Установили палатки и принялись обмывать последний экзамен и предстоящие летние каникулы. К вечеру произвольно разбились на парочки и, обнимаясь, до самой ночи звякали стаканами и говорили тосты.

Вдруг одна из отличниц, после затяжного поцелуя, ни с того ни сего заявляет своему ухажеру, дескать, желает меду в сотах. Так желает, аж спасу нет.

Слово возлюбленной для кавалера закон. Он надевает на себя брезентовую куртку с капюшоном, болотные сапоги и, провожаемый восхищенными взглядами сокурсниц, направляется к темному бору, за которым расположилась пасека.

Когда вышел к уликам, вспомнил, что под восковые соты с медом не взял ни сумки ни пакета. Не нести же соты с кишащими по ним пчелами в голых руках. И тогда возникла мысль утащить к лагерю целый улей. Постарался поднять крайний — ни тут-то было. То ли чересчур тяжелым оказался, то ли пасечник надежно прикрепил его к земле. Второй также не удалось сдвинуть с места. И третий… Так шел студент-филолог от одного улика к другому, тщетно стараясь водрузить какой-нибудь себе на плечи.