Бедный негр - страница 15

— Ох, уж и поваляется у меня этот хитрюга.

Лихой негр все так же молча разглядывает девушку, словно позабыв про свои обычные прибаутки; это раздражает Сатурну, и она запальчиво выкрикивает:

— Ну и парень! Помилуй, пресвятая богородица! Того и гляди сожрет меня своими глазищами!

Весело болтая между собой, мужчины и женщины входят во двор асьенды, где под навесами, оберегающими его от превратностей тропической ночи, лежат груды какао, которое днем рассыпают по двору для просушки на солнце. Спешившись, Миндонга говорит рабам:

— Эй вы, раз уж вы так здорово поработали сегодня и, верно, устали, прощаю вам вечернюю молитву! Так что можете ужинать и сразу же отправляться на свои тюфяки.

Так грубо и оскорбительно разговаривал Миндонга с рабами только в отсутствие хозяина, при нем же он, напротив, всячески выказывал рабам свою доброту и расположение. Переглянувшись, рабы стали тихо разговаривать между собой, они чувствовали, что их снова одурачил надсмотрщик. И только Лихой негр решился спросить вслух:

— Как же так? Почему мы должны отправляться спать? А наш праздник с плясками и музыкой?

— Я же сказал вам утром, что в этом году самой лучшей для вас музыкой будет звон мотыг и мачете, — еще более нагло и презрительно отвечал им Миндонга. Хозяин больше не разрешает устраивать у себя никаких праздников. Так захотелось его милости! На то он и хозяин, чтобы делать, что ему вздумается. Ведь не отчитывается же он перед своей скотиной, когда запрягает ее или садится на нее верхом. Так что отправляйтесь по своим тюфякам. И смотрите, как бы я не устроил вам праздничек на ваших боках и не постучал бы по ним палкой. А то у меня руки так и чешутся вдарить разок-другой по такому барабану.

В наступившей тишине раздались глухие, едва слышные протесты:

— Это уж слишком! Не дают даже поплясать, — единственная-то радость и осталась у бедного негра.

— А вот работать давай вдвойне, да еще как сегодня, навались покрепче!

— Что мы, совсем бесправные, как скотина какая?! Никто ведь не стал рабом по собственной охоте и воле… да и, к слову сказать, не все-то из нас и рабами-то должны быть, пускай поглядят грамоты и законы, которые написаны в двадцать первом году.[9] Пора бы это знать хозяевам, на то они белые и свободные, хоть они и пальцем о палец не ударили, чтобы стать такими. И после всего этого они еще не позволяют нам немного поразвлечься!

— Да хозяин тут ни при чем, — вступил в разговор Лихой негр, — все это козни проклятого самбо, вон и имя-то у него чертовское, не то Миндонга, не то Мандинга[10]. Нет ничего хуже хозяйской собаки. Верно, он уж что-нибудь наплел дону Карлосу, тот и не разрешает нам поплясать.

Тапипа, менее горячий и более рассудительный, чем его товарищ, с ехидцей в голосе сказал:

— А может, он такой вредный оттого, что в нем течет белая кровь?

— Не знаю уж, отчего и почему, но, видит бог, до сей поры не довелось мне встретить ни одного порядочного самбо. Не дано им это! И уж что ни говори, а вечно их тянет на всякие пакости, а не на доброе дело, — сразу видно, дьявольское отродье. Не божье они созданье — господь не может дать такой промашки и пустить в свет такую вот тварь.

Тут в разговор вмешался Росо Коромото, чтобы, как говорится, потянуть немного негра за язык, уж коли у них не оставалось никакого другого развлечения.

— Брось ты, Лихой негр, плевать в небо. Взгляни-ка лучше на самого себя, ты сам-то не больно чистокровный. Сам же не раз говорил, что, выкрась тебя белой краской, ты будешь как две капли воды смахивать на настоящего белого, — ведь у тебя ни нос, ни губы не нашенские.

— Брось, манито! Тут все видели своими глазами моего отца и мою мать.

— Но в доме белых, где в молодости прислуживала твоя бабка, не было ведь мужчин-негров!

— А ведь верно! — вскричали сразу несколько человек, решивших поддержать шутника и вместе с ним посмеяться над Лихим негром. — Правда, так и было на самом деле, Коромото? Ну, что ты скажешь на это, Лихой негр?

— А ну! Оставьте меня в покое! Лучше не задирайте и не тяните меня за язык!

Тут Тилинго снова вернулся к прерванному разговору: