Бедствие века. Коммунизм, нацизм и уникальность Катастрофы - страница 21

стр.

Между этим сказочным прошлым и идеальным будущим настоящее не имеет своей собственной ценности. Искусство политики, которое состоит в том, чтобы обустроить настоящее, заботливо управляя наследием прошлого, драгоценным и жизнеспособным, и руководствуясь краткосрочными прогнозами, — такое искусство не имеет никакого смысла ни для нацистского, ни для коммунистического руководства. Недавнее прошлое враждебно, настоящее — не идет в счет, все подчинено эсхатологическому будущему, конечным целям.

Безграничные цели нацизма

Следует задуматься над тем, имело ли поле деятельности и экспансии нацизма естественные пределы или было безграничным по природе. Политика умиротворения, проводившаяся Чемберленом, и в известной мере политика раздела, которой следовал Сталин в 1940 году, строились на предположении, что Гитлер может удовольствоваться тем, что получил. Не перечеркнул ли он Версальский договор, не захватил ли достаточно «восточных земель», чтобы ему хватило занятий на несколько лет? Он реорганизовал Германию, ликвидировал недееспособных, евреев, недочеловеков, и все-таки ему надо было идти дальше. Чтобы завоевать Польшу, он пошел на риск войны на Западе. Затем он пошел на риск мировой войны. Вероятно, он не видел, куда заводят em планы, но он принимал их последствия, словно движимый высшим роком, и неустанно возобновлял игру. Единственным партнером, с которым он мог бы достичь прочного раздела мира, был Сталин, который, наделяя Гитлера рассудительностью, аналогичной своей собственной, и сознавая естественную связь двух режимов, имел все основания гордиться заключенным союзом. Но Гитлер его предал, и Сталин так никогда и не понял, почему. Затем с непонятным легкомыслием Гитлер объявил войну США. С этого момента он играл партию, которая несла ему либо победу и мировую империю, либо поражение и полный крах Германии.

В этой войне нацизм открывал свое призвание, состоявшее в том, чтобы слой за слоем истребить все человечество. Чем больше мир ему сопротивлялся, тем очевиднее становилось противостояние арийца и еврея. Еврей выглядел показателем сопротивления осуществлению великого плана. Он заводил шашни с большевизмом, который становился «иудео-большевизмом», с капитализмом, становившимся «иудео-капитализмом» Следовательно, еврей растлил весь мир, все загрязнил, все «объевреил» Все человечество в целом нуждалось в очищении, а значит, в истреблении. Последние усилия Гитлера, как это показал Себастьен Хафнер (Sebastien HafFner. Un certain Adolf Hitler. Paris, Grassel, 1979, p.242), были направлены на такое управление неизбежным поражением, чтобы оно привело к полному разрушению Германии. Так, наступление в Арденнах, по истолкованию Хафнера, имело целью задержать наступление американцев, чтобы страна попала в советские руки. «Приказы о войне на уничтожение, отданные Гитлером 18 и 19 марта 1945 г., не были направлены на героический последний бой, как это было еще осенью 1944 года. Ради таких боев совершенно не имело смысла ни посылать тысячи немцев на смерть, в глубину страны, ни приказывать систематически разрушать все, что могло послужить самому скромному выживанию. Этот последний гитлеровский геноцид имел единственную цель — покарать немцев за их отказ добровольно пойти на героический последний бой, за отказ играть предназначенную им Гитлером роль. В глазах Гитлера это было преступлением, за которое полагалась смертная казнь. Народ, который не исполнял предназначенную ему роль, должен был умереть».

Однако нацистская структура командования, где все решает вождь, придает истории нацизма непредсказуемую поступь. Теоретически можно себе представить, что Гитлер мог договориться с Англией в 1939 г., удовлетворившись тем, что уступил ему Сталин. Но этого не произошло — он отказался строить нацизм «в одной отдельно взятой стране» Точно так же нацистская партия и эсэсовская империя не нуждались в том, чтобы подменять собою обычные центры инициативы немецкой промышленности, и без того послушные и дисциплинированные. Тем не менее они захватили командные рычаги, что внесло в работу Рейха на войну крайне вредную бесхозяйственность советского образца.