— Это сейчас рядом, а раньше ты не знала, где я… Может, в лесу-у? Может, меня волки съели?..
— Ну уж — волки… Да я тебя, дурашка, все время вижу. Я тебя сразу заметила, как ты на черемуху полез.
— Как так? — изумился я и даже реветь перестал.
— А так… Что у меня глаз, что ли, нет? Ты полез, а я из-за косяка посматриваю… Ты лезешь, а я думаю: «Рассердился парень! Пускай поостынет, а потом и сам спустится…»
— Ты тоже рассердилась. Ты больше меня рассердилась. А я-то уж давным-давно остыл! — всхлипываю я опять, а тетушка добрым голосом говорит:
— Ну, если остыл, тогда слезай…
И тетушка подставила мне руки, помогла спуститься, и уже на земле, на траве, я спохватился:
— Ой! А ягод ни одной и не сорвал.
— Ничего! — засмеялась тетушка. — Зато путь проторил, завтра сорвешь. Главное, что ты у меня из бегов вернулся, Чернавку мне поможешь додоить.
И тут она давай утирать фартуком мои зареванные щеки и давай приговаривать:
— Эх, Ленька ты Ленька… Эх ты, беглец! Я к тебе и в самом деле вот как привыкла. Ты у меня и в самом деле до осени оставайся, а хочешь — круглый год живи. Но в лазейку больше не ныряй, — как бы тебе там крепче не застрять. Ведь ты, чудак, растешь, прибываешь, а она — нет! Она всегда — маленькая.