Беглец в просторах Средней Азии - страница 9
Среди ночи я был разбужен шумом открываемой двери, звуками шагов и светом. Вошли двое членов ЧК в сопровождении двух красноармейцев.
– Мы пришли сообщить вам, – заявили они, – вы приговорены к расстрелу.
– Ну так расстреливайте, – был мой ответ.
И вновь обозначилось на их мерзких рожах то же тупое недоумение, какое замечал я на лице Карающего Правосудия.
Эти полуживотные твари, напичканные примитивным марксизмом, грубые и невежественные материалисты, были способны испытывать один только животный страх. Смерть, которая по их понятиям была полнейшим уничтожением личности, для них была самой страшной вещью на свете. Они надеялись на мой испуг, но когда увидели, что их угрозы не действуют, пришли в замешательство, так как более пугать меня стало нечем. Позже они прибегли к пытке, для чего привлекли китайцев и латвийцев, хотя до сих пор подобной меры остерегались, ибо красноармейцы и сарты могли отказаться от подобных дел. И все-таки довольно часто они замучивали узников до смерти, обливая их кипятком; это называлось у них «задать баню».
Что-то пробурчав, они удалились, а я снова прилег на скамью и проспал до утра.
Двумя сутками позже, часов в одиннадцать ночи, меня выволокли наверх в большую комнату. Вокруг стола, покрытого красной тряпкой, сидела ЧК в полном составе. Мне был торжественно вручен лист бумаги с длинным перечнем вопросов, касающихся «заговора против Правительства рабочих и крестьян». Кто состоит в заговоре? Откуда берутся средства? Где размещены войска и в каком состоянии готовности находятся? Какую связь они имеют с командованием Британско-Индийского контингента, вторгшегося на территорию Туркестанской Социалистической Республики и т. д.
– Если вы дадите подробные письменные ответы на заданные вопросы, то будете прощены, – произнес председатель, – но если откажетесь или дадите ответы ложные, будете расстреляны. Подумайте хорошенько и к завтрашнему вечеру дадите ответ.
Пробежав глазами список, я улыбнулся и протянул бумагу обратно.
– Расстреливайте. Я не могу ответить ни на один вопрос, потому что все это бред и чушь собачья. Не было вообще никакого заговора.
– Хорошенько подумайте, – вновь предупредил председатель, – скажите правду, и мы выдадим вам деньги и паспорт, потом тайно вышлем за рубеж.
«Знаю я, куда вы меня отправите в любом случае. Так отправляйте», – подумал я про себя, а вслух повторил:
– Заговора не было. Ряд офицеров бежало от вашего преследования в Фергану, ведь вы убивали каждого, кто честно служил родине. Я снабжал их деньгами из моих личных средств.
Ничего больше не добившись, они отправили меня снова в подвал, где продержали еще трое суток, а потом перевели в тюрьму.
Тюрьма в ту пору оставалась такой же, как была при царе. Странно, но в тюрьме я себя почувствовал лучше, чем в подвальной клетке, хотя меня и поместили в одиночную камеру.
На следующий день кто-то пропихнул мне в камеру через небольшое наблюдательное окошко экземпляр местной газеты. В ней было официальное сообщение властей о разгроме заговора «белых бандитов» с целью свержения Диктатуры Пролетариата, и о том, что предводитель заговорщиков находится в руках Советского правительства. Заметка была подписана целой кучей народных комиссаров.
Месяц я провёл в одиночном заключении. И вот однажды меня извлекли для прогулки во дворе под эскортом двух вооруженных солдат. Сообщение с другими заключенными и друзьями было невозможно. Моя камера проветривалась через окошко с металлической решеткой, расположенное высоко под самым потолком. Сквозь него я мог видеть маленький кусочек голубого неба.
Установилась чудная туркестанская осень, сухая, прозрачная и теплая, время перелета многочисленных птичьих стай с далекого севера. По ночам я часто слышал их крики, когда стая пролетала мимо; свист цапель, мелодичные трубные голоса журавлей, низкие и глубокие крики диких гусей, все пронизывало мой слух. Птицы, ликуя на свободе, держали путь в дальние теплые страны, в далекую Индию, страну чудес! Душа моя тянулась за ними, туда, прочь от бурь и тревог революции. Мысленно я желал им счастливого пути, этим старым любимым друзьям моего отрочества, вызывавшим в моей душе картины чудес природы и славных дней охоты в Туркестане. Меня не покидала мысль, что любая ночь могла оказаться для меня, в сущности, последней. Но ещё не приходило в голову, что однажды и мне будет суждено последовать тем же самым путем через горы к солнечным долинам Хиндустана.