Бегом от токсичных родителей - страница 10

Я стала чувствовать, что поддержка – это то, в чем я нуждаюсь, а не то, во что играет мама. Я стала понимать остаток имеющихся у меня сил. Что я имею право обратиться за помощью.

Наступил период, когда родственные отношения для меня заключались в том, чтобы меня услышали, а не в том, чтобы понимать чужие заботы.

Я стала обращаться за помощью. Мне отвечали отказом. Начались яркие скандалы с обозначением границ, на что мы могли рассчитывать и на что не могли. Мы не имели права рассчитывать на то, чтобы кто-то помогал нам. Забрать старшего ребенка из детского сада было очень большой услугой. Провести с ним выходные можно было только за очень глубокую благодарность.

С дочерью было еще сложнее. Я заставила их стать бабушками больного ребенка, хотя они не просили даже здорового. Пока она была мала, они могли абстрагироваться от нее. Они не имели с ней дела, она не знала их в лицо. Но после полутора лет ребенок стал объективной реальностью. Они пытались ее отрицать.

Они по очереди убеждали меня, что я должна была что-то делать, чтобы ее вылечить. Для меня было настоящим адом проговаривать каждой, в чем заключается ее диагноз и почему он неизлечим. Свекрови раз в квартал. Маме раз в месяц. Каждый раз доказывая им, что мой ребенок болен навсегда, я умирала от своих слов. А в их глазах я была недостаточно заботливой матерью, раз смирилась. Они ждали от меня результатов очередных обследований и хотели услышать, что отныне они бабушки здоровой внучки. Я должна была объяснять им почему это не так.

Так продолжалось три года.

Прорыв наступил тогда, когда нас отправили на операцию в Москву. Как происходит принятие, согласие на трудный шаг – это моя отдельная повесть. У меня не было под рукой книг по психологии. Я жила наощупь.

В Москве я прозрела. В трудных условиях, когда каждому тошно и страшно, я узнала, что такое поддержка. Я получила ее от таких же мам, как и я, живущих в страхе и безнадеге. От медсестер, которые видели нас сотнями в месяц, и словами гладили по голове. От врачей, которые пропускали через операционную по 4-6 детей ежедневно, и знали, с какими прогнозами они их выпускают.

Меня пожалела мама, чья дочь умирала.

Издалека все приезжали с семьей. С мужем. С мамой. С сестрами.

Мой муж сидел с нашим сыном, к тому времени у нас родился третий ребенок. Моя мама потребовала обязательного прощания в аэропорту – в тот момент, когда я никого не хотела видеть, я хотела не потерять мужество. Я попросила ее не приезжать, но она приехала – я что, не могу попрощаться с внучкой перед таким важным делом?

До отъезда она еще раз крепко позаботилась о нас. Она позвонила и предложила отстоять ночную пасхальную службу. Я отказалась делать это. У меня был 7 месячный ребенок на руках. Тогда пусть папа ваш идет. Наш папа работал на двух работах. И мы аккумулировали силы, чтобы не струсить. И мы должны были хотя бы наполовину высыпаться. «Ну я не знаю, – с упреком сказала мама, – ребенку предстоит такая сложная операция, а вы относитесь к ней, как к аппендициту.» И довольная тем, что она оказалась более заботливой бабушкой, чем я матерью, положила трубку.

Я вернулась из больницы другим человеком. Измотанная, без сил, я увидела, что я не одна в болоте. Я поняла, что мы идем по дороге, пусть и негладкой, но мы ее все равно пройдем. Что моя дочь – сильная необычная личность, несмотря на возраст. И я ее поддержу. И еще меня разбирала злость.

В день нашего приезда, с ребенком после операции и смены часовых поясов я просила обеспечить нам покой. Нас нужно было уложить спать. Мама встретила нас в аэропорту – я что, не могу встретить внучку? – и поехала к нам, ее душа требовала радости встречи и новостей. Она соскучилась.

Мы пошли спать. Мы приехали как раз к окончанию отпуска мужа. С завтрашнего дня начиналось мамино дежурство.

Я вернулась к 9-месячному сыну, у меня на руках был ребенок с операционными швами. Я рассчитывала на мамину помощь. Она пришла на следующий день, сварила нам суп и не получив от меня подробностей на расспросы – ну, как было, расскажи, ушла. На следующий день у нее дома начался ремонт.