Беларуский Донбасс - страница 57
. Таких внутренних противоречий в сознании Фофанова была масса.
«Меня спрашивают: “А чего ты поехал?” А я говорю: “Я ж не беларус, я русский”. А теперь вообще казак, — без особой логики пытался объяснить Фофанов. — Казаки посмотрели на меня, видят, свой человек — записали в казаки. Если б были все такие же, как я, то в свое время и Смоленск остался бы беларуским. А так — Смоленск сдали. Значит, Иван Грозный был прав». Как и Стрелков-Гиркин, Фофанов испытывал нездоровую страсть к любым признакам имперского величия и именно за империями оставлял приоритетное право на существование. Украину и Беларусь считал искусственными государствами, нежизнеспособными. Российской империей — восхищался. «Эх, какая была страна!.. — мечтательно говорил боевик. — И Польша у нас, и Финляндия, и весь Кавказ. А что осталось после коммунистов? Вообще бардак. Беларусь должна быть с Россией. Я бы вообще все земли вернул. Цари могли, конечно, ошибаться. Аляску вот продали — не нравится мне это. Неправильно сделали. Но все цари жили для народа». Себя Фофанов причислял к монархистам, а коммунистов люто ненавидел — его деда большевики расстреляли за то, что он служил у «белых» в гражданскую войну.
Разумеется, импульсом к поездке на Донбасс стали сюжеты российского телевидения. Но, в отличие от других боевиков, штампы российской пропаганды Фофанов не повторял. Про «зверства украинских фашистов» не рассказывал, да и своими боевыми подвигами не хвастался. Его интересовала война как таковая. Подчеркивал: все его предки были военными. Прадед в русско-японскую воевал, дед — в Первую мировую. Когда к концу 2015 года война на Донбассе окончательно приобрела позиционный характер, Фофанов быстро заскучал и уехал в Россию. Искал способ отправиться в Сирию, но у него так ничего и не вышло. К тому же его в Ростове обокрали. Чтобы хоть как-то выжить, пришлось подрабатывать на стройке, а затем сторожем на автостоянке. Наконец решил вернуться к оседлому образу жизни, в Беларусь. Но интерес к войне никуда не ушел. «В принципе, если где-то какой-то конфликт… Я не боюсь», — говорит.
«Был ночной выход разведгруппы, и я помню, что сильно ушел вперед. Стало страшно, что с минуты на минуты попаду в плен. В этот момент меня заметили — по кустам, где я прятался, началась беспорядочная стрельба. Повезло — это свои были. Но висел на волоске. А потом при мне впервые убило сослуживца, снайпер попал. Помню, что рядом некоторые заплакали, а я не мог сдержать смех. Наверное, такая защитная реакция» — так описывает свое участие в одном из боев за Дебальцевский плацдарм Саша Рукавишников.
Под Дебальцевом 19-летний беларус получил контузию. Последствия этой травмы заметны до сих пор: при встрече с ним обращаешь внимание на заторможенную речь и некрепкое рукопожатие. Рукавишникова, как и многих других боевиков, мы нашли в сообществе сторонников сепаратистов «ВКонтакте». На интервью он согласился легко, добавив: «Меня не посадят, бояться нечего». Встречу назначили не в родных Горках, а в Мстиславле, где жил у своей невесты. Этот городок в Могилевской области расположен почти у самой границы, дальше — Россия.
На родине Рукавишников учился в ПТУ на слесаря. Когда в Украине начался Евромайдан, Саша «увлекся политикой» — информацию черпал из новостей по российским каналам. В ноябре 2014 года он сказал матери, что уезжает в Москву на заработки, семья отпустила. И Саша действительно поехал в Москву, где встретился с людьми Полынкова (соратника Стрелкова-Гиркина), получил указания и сел на поезд до Ростова. «В Ростове человек в гражданской одежде, имени не знаю, отвез меня в коттедж, где была база добровольцев. Уже там мне выдали форму и экипировку, но не оружие», — говорит Рукавишников.
Через несколько дней группу боевиков, в составе которой был беларус, перевезли в Донецк по такой же схеме, как несколькими месяцами ранее Русяева: на двух микроавтобусах с пересадкой в Луганской области. «Автомат со склада дали уже в Донецке. Учебы почти не было, буквально через пару дней распределили в 1-ю Славянскую бригаду, в разведку. Я выбрал себе позывной “Долг”, потому что мне казалось, это мой долг — защищать землю Донбасса от “фашистов”».