Белая бабочка - страница 13
На ночь никто не уходил в село. Живые охраняли могилы мертвых, на дне которых люди надеялись найти спасение.
Так продолжалось несколько дней.
Бог весть откуда полуживой, давно не выходивший из дому Тарас Иванович прослышал о происходящем в урочище Ста могил. Нанятый извозчик привез его вовремя.
Ганс Карлович тут же, в степи, принимал находки и диктовал приказчику, державшему список должников, во что он ценит каждую вещь.
Никем не замеченный, с трудом передвигая ноги, Тарас Иванович появился у палатки Нигоффа. Еще минута, и впервые в жизни старый учитель ударил бы человека. Но у него не стало сил занести суковатую палку.
Задыхаясь, хрипя, он едва добрался до пролетки...
Свою библиотеку и коллекцию Тарас Иванович завещал местному музею. Однако и после его смерти античный отдел Южноморского музея уступал собранию древностей, которым обладал Нигофф. Теперь он заключал сделки не только на хлебных ярмарках и биржах, но и на международных аукционах в Берлине, Париже, Касселе, где с молотка продавались памятники культуры древних эллинов и римлян.
Лучшие вещи Ганс Карлович не выпускал из рук, особенно с той поры, как построил виллу на Морской.
Вдоль стен его огромного кабинета на втором этаже стояли стеклянные шкафы, где хранились расписные сосуды с изображениями богов и смертных, статуэтки из обожженной глины, мрамора, изделия из бронзы и даже золота. Между шкафами и стеклянными горками висели окантованные фотографии проданных вещей.
Добротная старинная мебель и бюро с перламутровой инкрустацией работы знаменитого дворцового мастера времен Людовика XVI делали кабинет еще более похожим на зал солидного музея.
Это впечатление нарушали толстый ковер во весь пол, стоявшая в углу у окна купеческая конторка со счетами, гроссбухом и портрет хозяина, человека с пухлым лицом, полного, тяжеловесного, в сюртуке и жилете, из карманчика которого свешивалась цепочка часов с брелоком в виде желудя.
Майским утром 1913 года хозяин этого кабинета стоял у конторки и, выписывая на листке бумаги столбик цифр, думал, насколько выгодна ему сделка, предложенная гамбургской мукомольной фирмой. Изредка, отвлекаясь от своих подсчетов, Нигофф взглядывал на огромного пса, спокойно лежавшего у кресла. Рекс круглые сутки стерег кабинет, и в отсутствие Ганса Карловича никто, даже домашние, не мог сюда войти.
Нигофф заметил, как собака насторожилась и повела ушами. По лестнице кто-то поднимался.
— Ганс Карлович, вас там Хомяк дожидается, — сказал лакей. — Видать, что-то принес...
— Зови.
На пороге комнаты появился небольшого роста рыжеватый человек с испитым, помятым лицом. Еще от двери он стал угодливо кланяться:
— Гансу Карлычу наше нижайшее... Как здоровьице?
— Ничего, в могилу еще не собираюсь, — ответил Нигофф, не поднимая головы от бумаг.
Хомяк подобострастно захихикал, и при этом его хитрые, вороватые, бегающие глазки сделались еще меньше.
— Ну, давай что принес, — стараясь казаться безразличным, проговорил Нигофф. — Опять какую-нибудь терракоту?
— Э-э!.. Ганс Карлыч, разве вам на меня обижаться?
Хомяк приблизился к стене и показал пальцем на фотографию килика на высокой ножке с изображением оленя, двадцать пять веков назад сделанного афинским мастером.
— Кто принес? Хомяк... Шесть аршин копал.
Боязливо взглянув на собаку, Захар прошел вдоль длинного стеклянного шкафа и, тыча пальцем в толстое стекло, повторял:
— А это?.. А это?..
— Хватит тебя старое вспоминать. Вон, гляди, что мне Куцый позавчера доставил.
Нигофф взял с полки кратер для смешивания вина с водой. Сосуд походил на перевернутый колокол. Тысячелетия будто не коснулись его блестящей поверхности, на которой неизвестный художник изобразил Геракла, отрывающего Антея от земли.
Глаза Хомяка загорелись и тотчас погасли. Он осторожно щелкнул по вазе желтым выпуклым ногтем. Раздался чистый звон.
— Хорош... Видать, богатая была могила... Но противу того, что я принес, и гроша не стоит. Далеко Куцему до зайца...
— Цену набиваешь? Показывай!.. Что там? Ваза?
— Не-е-ет... — протянул Хомяк.
— Браслет? — спросил Нигофф все тем же равнодушным тоном.