Белая лебедь Васьки Бриллианта. Часть 1 - страница 18
— А я учёбу любил. После школы в институт пошёл в 1940 году, а когда война началась, нашему институту бронь дали — она на всех распространялась — на преподавателей, студентов. В 1945 году сразу после парада Победы на Красной площади, наш выпуск получил дипломы. Я стал экономистом, но работать пошёл бухгалтером, там зарплата выше, я тогда уже с Алевтиной встречался.
— «Шах» бы сейчас сказал тебе: Вон откуда у тебя хватательный рефлекс развился!
— Да «Шах» не упустил бы шанса вонзить в меня зубы. Почему вы разные, ты Вор и он Вор?
— У меня две сестры, Арсений, от одной матери, одну сиську сосали, а обе разные. Аня во мне души не чает, умереть готова, а Женька, та волком глядит, вот и пойми…
— А сколько им?
— Ане сейчас 25 лет, а Женька на год ее младше — погодки они.
— Василий, а отец твой где? — осторожно вступил в их разговор Ванька.
Васька долго молчал и его друзья не нарушали этого молчания, понимали, на больную мозоль наступили.
— Да нет, всё нормально парни, не бойтесь, я ведь не сахарный, не растаю. Я ушёл в воспоминания. Отец мой был тюркских кровей, мамка говорила, что он казак из — под Оренбурга. Лицом вылитый Чапаев был. Злые языки прозвали мамку — Чапаихой, ну а когда я подрос, то стал Чапаёнком.
— А что с ним стало? — спросил Арсений.
— Не знаю, помню, что ушел на фронт, я ещё совсем шкет был. Дед мой был богатым, как-то проходили с матерью мимо высокого красивого дома, и она сказала мне, что это когда-то был дом ее отца. Но я это смутно помню.
— Какие у нас у всех разные судьбы — вздохнул Ваня — но зато тюрьма нас свела, и это здорово, парни. Я предлагаю вам дружбу!
— Принимается! — улыбнулся Васька — тогда не теряйтесь! Срока у нас не маленькие и неизвестно куда закинут.
— Где-бы мы не были, наша дружба поможет нам все преодолеть и освободиться — убеждённо, с блеском в глазах заявил Арсений.
«Никогда не воспользуюсь милостью власти, сам буду решать, когда мне уйти на свободу!» — размышлял Васька, но вслух не произнёс ничего.
Точно уже тогда знал он, как мало ему доведётся дружить в жизни, и редко с кем можно будет быть искренним — просто лежать на шконке, в окружении друзей.
— Василий, а ты закончил читать Горького «Фому Гордеева»?
— Да, почему ты спросил, Арсений?
— Ждал, когда ты прочтёшь, чтобы поговорить об этом. Я ведь сам её только в тюрьме и прочёл, за три ночи проглотил.
— Горький полно и красочно показал быт и разврат купечества. Этому Фоме больше ничего не оставалось делать, как пить, гулять и блатовать. Я ещё мало читал Горького, при случае обязательно прочту все его произведения.
- А вот как ты относишься к самой его личности, Василий? Ведь его сам Ленин называл писателем революции.
- На мой взгляд, он личность мутная, хотя очень влиятельная. Но в целом, я недостаточно достоверно знаю о его биографии, чтобы окончательно сформировать мнение!
— А Ленин? Выходит он не разглядел, так что ли?
— Арсений, тюрьма не самое удобное место для таких разговоров. И тут, в больше степени я не хочу подвергать риску тебя, ты и так придавлен сроком, да Ваньку. Но коротко я тебе всё-же отвечу. Ленин — это самая крупная сука на Руси, которая и есть Антихрист. И все эти Троцкие, Бухарины, Зиновьевы, Каменевы — тоже слуги Дьявола.
Побледневший, не на шутку испугавшийся Арсений схватил Ваську за руку и быстро зашептал:
— Василий, давай прекратим этот разговор. Пожалуйста. Прости меня, что я его спровоцировал. Я не думал, что мы так далеко зайдём.
Васька приподнялся на локте, посмотрел на своих новых друзей и улыбнулся:
— Тогда пусть Ванька расскажет про свой колхоз.
— Давай Ваня, расскажи — горячо принялся просить Арсений.
— Не могу я ребята, что-то плохо мне, позвоночник огнём горит. Наверное, недолго мне осталось — прошептал Ванька — Что происходит в государстве, мы ведь с бабами вместо коней, себя запрягали в плуг и пахали? Работали от зари до зари, ради страны, ради партии, а тут переломали всего и сделали инвалидом. За что? — по небритой щеке Ваньки лились горячие слёзы.
— Держись Иван. Доедем до зоны, там я тебя на ноги поставлю. Слово даю! К девкам вместе пойдём — Васька говорил так, что для сомнений не было места и лежавший неподвижно Ванька и соскочивший с места Арсений поверили ему.