Белая Лиса (СИ) - страница 9

Обессиленная, я лежу в снегу лицом вниз, и мое тело сотрясается рыданиями. Боги, почему? Ведь это же вы своим проклятьем обрекли нас на месть Наэлая! Где же вы теперь? Почему вы оставили нас? Так много смертей, так много боли и страданий. Неужели вам безразлична судьба ваших детей? Ваших лесов? Где же вы, боги? Праматерь, праотец, защитите нас! Защитите мой народ!

Все, чего мне хочется — умереть прежде, чем темные эльфы доберутся до меня, замерзнуть в этих сугробах и больше не видеть огня и крови. Я зарываюсь руками в рыхлый снег, чувствуя жжение холода. Воздух вокруг меня густеет, становится тяжелее, и время будто вязнет в нем. Я поднимаю лицо с налипшим на него снегом и замечаю мерцание. Оно пульсирует голубым светом под снежной поверхностью передо мной и с каждым новым биением становится все больше.

Я ползу к нему, взвывая от каждого движения, отдающегося в теле нестерпимой болью. С благоговейной нежностью я раскапываю светящийся снег и там, среди блеклой зелени, засыпанной льдом, вижу священные кисти лионфрэи. Они разливают теплое мерцание на мои ладони, но быть их здесь не должно. Белый аконит цветет лишь летом, один месяц в году, и только близ деревьев-хранителей.

Внезапно ко мне приходит осознание, от которого мое дыхание замирает. Это божий знак. Прародители решили сделать меня своим орудием против осквернителей. Трясущимися пальцами я отрываю из соцветия маленький белый цветок и подношу к лицу. Откуда-то я знаю, что нужно делать, правда не могу понять, как лионфрэи поможет мне. Сам по себе сок растения ядовит и даже ткачей поют отварами из него на протяжении многих лет, прежде чем к ним приходят их способности. Но это мой единственный выход — либо я умру, либо смогу исполнить волю своих богов и изгнать норгов из моего дома.

Я кладу светящийся цветок на язык и закрываю глаза. Рот наполняется жгучей горечью. Мне страшно, но я заставляю пересохшее горло проглотить его. Когда он оказывается внутри, живот резко сводит болезненной судорогой, заставляя меня стонать. Тело бросает в жар, дыхание учащается, но я срываю еще несколько цветков и глотаю и их. Боль становится невыносимой. Я переворачиваюсь на спину, держась руками за живот и, крича во весь голос, колочу снег ногами.

В глазах темнеет, к горлу подступает тошнота, и мир вокруг начинает вращаться. Когда сил на крики больше не остается, я мычу сквозь сомкнутые губы, извиваясь на месте. Дышать становится невозможно, я жмурюсь до боли, и вдруг все прекращается.

Страдания отступают, и я вижу лес и небо, хотя мои глаза по-прежнему закрыты. Обмякая в снегу, я смотрю на проступающие из тьмы цветные линии — красные, черные. Они тянутся надо мной и, протянув руки, я даже могу их потрогать. Меня наполняет усталое спокойствие, мне тепло и больше не больно. Из головы уходит туман.

Я медленно поднимаюсь на ноги и открываю глаза. Я вижу мириады пульсирующих нитей, опутывающих воздух, чувствую каждое живое существо в лесу, их эмоции, желания. Я даже вижу свою нить, тянущуюся из моей груди и ускользающую куда-то между деревьев. Она мерцающе белая. Там, где раньше была пустота, мои пальцы теперь находят тонкие дрожащие струны. Я легко касаюсь их, и они вибрируют страхом и непониманием.

— Вот ты где! — Слышу я гремящий голос и он возвращает меня к реальности. Сквозь сплетения нитей я начинаю видеть огонь, съедающий деревья, и десятки норгов, бредущих ко мне с оружием наготове. Мои пальцы сами находят их нити и выбирают их из других. Воины чувствуют касание своего разума. Растерянными и напуганными взглядами они озираются по сторонам, но вскоре успокаиваются.

— Где твой город, рыжая? Я уже хочу попробовать тебя на вкус, а морозить свой зад здесь не хочется. — Наконец я могу разглядеть говорящего. Это высокий темный эльф в меховом плаще поверх черной брони, оплавленной грубыми узорами. Он смотрит на меня сквозь прорези в шлеме надменными сиреневыми глазами и, должно быть, улыбается. Норг не спеша бредет ко мне не чувствуя опасности, в его правой руке сжат опущенный меч. Наглый глупец.

— Ты на чужой земле, отродье. — Мой голос срывается, но я стараюсь, чтобы он выглядел грозным. Воины смеются надо мной. Что юная дева может сделать им?