Белая нить - страница 36
Невозможно!
А дурная песнь все текла и текла, сиропом разливаясь в ушах. Совесть и воспитание не дозволили Олеандру запустить в Эсфирь чем-нибудь тяжелым. Поэтому он просто заткнул уши. Правда, тут же опустил руки.
В самом деле! Слабак он, что ли?
– Рубин змейка, а не рыбка, – все-таки поправил он Эсфирь и выругался. – Змея он, не рыба!
– Клыкастая змейка, – подхватила Эсфирь. – А почему Рубин? Это… Как правильно?.. Порода?
– Порода? – Олеандр усмехнулся. – Нет. Это имя существа. Имя ошибки природы, которая травит себя в попытках перевоплотиться в долбанного огневика с Ифлога! В феникса!
– Рубиновая змейка.
Боги! Олеандр хлопнул себя по лбу. И невольно искривил губы в улыбке. Простодушие и непосредственность всегда его привлекали. Было в них что-то чистое и доброе – этакий очаг света и теплоты, еще не измолотый в пыль грузом пережитых трудностей и потерь.
– Уже почти! – Белесый кокон вспыхнул ярче, рассыпая искры, отбрасывая на стену бродячую тень.
Эсфирь прильнула ухом к груди Рубина. И Олеандр отвернулся, задвигая в дальний ящик непрошенные мысли, что она вот так запросто прижимается к другому. Серьезно, разве должно его это заботить? Нисколько! Она – не его собственность: не суженая, не супруга, даже не подруга.
Вдобавок куда сильнее она напоминала непутевое дитя, нежели коварную соблазнительницу.
Нежданный порыв ветра, завывавшего снаружи, настежь распахнул дверь и оконные ставни. Вломился в дом, сметая с пола подсохшие лозы, и набросился на очаг лечебного пламени.
– Я закрою! – Укрыв лицо предплечьем, Олеандр тяжелым шагом добрался до порога и ахнул.
На улице бушевал ураган. Вихревые потоки перекатывали по двору лианы и кружили опавшую листву. Дождь рвал тишину, нещадно молотил по земле. Мутный свет златоцветов едва пробивался сквозь тьму, подсвечивая взметнувшуюся пыль.
Олеандр захлопнул отвисшую челюсть пальцем и взялся за дело. Чтобы задвинуть щеколду, пришлось призвать чары и решетками приклеить раскиданные лозы по обе стороны от ставней и двери. Сетки вышли крепкие. Но держались они на колдовстве, которое утекало и требовало восполнения.
– Буря стихнет, когда ты закончишь? – Олеандр заполз на подоконник, чтобы прибить ставни еще и телом.
– Всё! – донеслось в ответ.
Всё? Мысли об урагане выдуло из головы. Кокон потух, и Олеандр воззрился на окровавленное ложе. В тот же миг Рубин выгнулся, широко распахнул рот, заглатывая щедрый глоток воздуха.
– Он жив? – едва слышно проговорил Олеандр, глядя, как к лицу приятеля приливает кровь.
– Угу, – Эсфирь пошатнулась и уперлась ладонью в стену, приложив два пальца ко лбу. – Жив.
– Жив! – эхом повторил Олеандр и громче добавил: – Жив! Ты спасла его! Невероятно! Потрясающе!
На радостях он подхватил Эсфирь на руки и закружился по комнате. Её смех переливался в ушах. И он смеялся вместе с ней.
Без лишних слов и препираний, без тени сомнения и паники она просто взяла и излечила двух незнакомцев. Он не простил бы себя, погибни Рубин сегодня. Эсфирь не просто исправила чужую оплошность, – она поймала Олеандра в полете ко дну пропасти, утыканной шипами невозможности повернуть время вспять.
Но нет! Нет, нет и еще раз нет! Выкуси, мать-природа! Он не потерял друга! Свеча жизни Рубина не погасла. Она будет гореть еще очень и очень долго, прежде чем потухнет. Зелен лист, если завтра он снова не сцепится с Каладиумом. Ну или с дерева не упадет. Или…
Неважно! Олеандр кружился и кружился, запинаясь о раскиданные лозы и хохоча, словно безумный лекарь, которому удалось сварить зелье бессмертия. Крылья Эсфирь трепетали, казалось, вознося их к небесам.
Всё испортил стук.
Ветер сорвал с двери сетку лоз заодно с затвором. Шквал мокрого воздуха ворвался в хижину и остудил кровь и веселье.
Олеандр замер, кожей ощущая чье-то присутствие – так хищный цветок улавливает трепыхание жертвы, бредущей по лепесткам. Напрасно, очень даже напрасно он окрестил виновницей вторжения непогоду. Судя по терпкому запаху благовоний, на пороге стоял дриад в древесной маске, которого в последние дни отличало одно поразительное умение – он упорно вырастал там, где находился Олеандр.