Белая нить - страница 9
Он шагнул к лестнице. И замер, остановленный внезапным стуком в дверь.
Проклятие!
– Господин Олеандр! – прикатился в хижину взволнованный голос. – Прошу прощения, но мне нужно с вами поговорить.
– Мне тоже много чего нужно, Драцена, – узнав хранительницу, отозвался Олеандр. – Я спать хочу.
– Так раз вы все равно пробудились, – не сдавалась Драцена, – может, выйдете ненадолго?
– Кто-то покалечился? – поинтересовался Олеандр, сгибая и разгибая занемевшую спину.
– Не совсем.
– Пожар?
– Нет, там…
– Аспарагус издох?
Навряд ли, конечно, архихранитель их всех еще похоронит. Но помечтать-то можно?
– Господин Олеандр!
– Потом побеседуем.
– В лесу тело нашли! – выкрикнула Драцена и тише добавила: – Дочь Хатиора, Спирея, мертва!
Услышанное отозвалось в груди жжением – будто раскаленные угли у ребер проросли, как семена. Не слишком хорошо, но Олеандр знал Спирею. Его дед и её отец распрощались с жизнями в одной битве.
Сердце, уколотое тревогой, дрогнуло. Разум озарила надежда: «Может, это ошибка?»
Олеандр отодвинул задвижку. Толкнул дверь и воззрился на Драцену. Молча – лицо выражало мысли не хуже слов.
Она устало выдохнула. Кивнула, подтверждая сказанное.
– Что произошло? – Его голос сорвался, звеня тревогами. – Как она… Где? Почему?..
– Лучше взгляните. – Драцена оправила плащ, сомкнутый под горлом брошью-трилистником.
И застыла. Уловила донесшийся из недр дома лепет:
– Капстэ ти фотья, – молвила Эсфирь тихо и мелодично, но почему-то её слова отдавали проклятием.
Наверное, потому что переводились с древнего языка как «Гори огонь». Ну или что-то близко к этому.
Выругавшись, Олеандр отступил от двери, чтобы углядеть Эсфирь. Она до сих пор мирно дремала, смешно хлопая губами. Чисто пташка, ожидающая, когда матушка бросит червя.
– Э-э-эм, – Драцена уже стояла рядом. Почесывала обритый череп. – Эта девочка…
– Прошу, никому о ней не говори, – взмолился Олеандр, вытолкав хранительницу на крыльцо и запирая дверь. – Я у Морионовых скал её встретил. Гнался за хином и… Долго рассказывать! Она чар лишилась, похоже. Теперь пару-тройку дней проспит.
– Будьте спокойны, не скажу. Но… Кто она?
– Не знаю.
– Серьезно? – вопросила Драцена. – Ужель и правда не ведаете? Полагала, вы ведаете обо всем на свете…
Лесть то была или нет, а зверь в груди Олеандра благодарно замурлыкал. Хотя вскоре поперхнулся и затих, ведь скрытность обернулась крахом.
– …Идёмте?
– Да.
Отличало Драцену одно прекрасное качество – ненавязчивость. Было видно, интерес бьёт в ней ключом, но быстро угасает под давлением чужой просьбы. Щелкнула серебряная заколка, и перед носом Олеандра расстелилась накидка воина, подцепленная кончиком пальца.
– Наденьте, – посоветовала Драцена. – Шея у вас перемотана. Да и рубаха в крови измаралась.
Точно! Олеандр мысленно отвесил себе пинка и набросил плащ.
Беглый взгляд на сумеречное небо. Выдох… и он сбежал за Драценой со ступенек, пересёк округлый дворик. Не сговариваясь, они нырнули под занавес из лиан. Над их макушками сомкнулись своды глухого тоннеля, пошитого из скрученных прутьев, подбитого мхом.
Собратьев такие коридоры не прельщали. Сгнившие. Неустойчивые. А Олеандр сберегался в их тиши от издёвок Аспарагуса и ревности суженой. От уничижительных пересудов и вопросов «На кой наследник патлы отрастил до лопаток? На кой пять серёг-колец нацепил? Не под стать ведь сыну правителя побрякушками бряцать! Не под стать косицы заплетать!»
Не мог Олеандр похвастаться, что изучил тоннели назубок, но половину поселения точно обежал бы, сокрытый от цепких глаз – соплеменники иногда и не ведали, что он рядом притаился.
Под сапогами пружинил настил. Завитки ушей то и дело распрямлялись, тронутые свисающими лозами. Олеандр скрутил волосы в узел и снова уставился Драцене в затылок.
Со спины она мало чем отличалась от юноши. Да и спереди тоже, потому как пышной грудью не славилась. Женщину в ней выдавали кисти рук, изломы запястий, когда она жестикулировала в такт словам.
Скорее уж Олеандр больше походил на девушку. Из-за малого веса, мягких черт лица и длинных волос его нередко нарекали девицей. Пока он не подавал голос. Шелковый баритон достался ему в наследство от отца.